- Им надо было что-то выдвинуть. Они же не знают ваши возможности. Но отнестись к любому такому условию надо очень внимательно. Если это легко, то не значит, что не надо соблюдать. Наоборот, представитель станет ключевой фигурой в мистическом плане. Исчезнет он, развалится вся сделка. Подбирайте надежного.
- Учтем, - коротко кивнул он, - потом еще поговорим. Сейчас надо бежать. Спасибо тебе!
Стив очень хотел домой. Оперативная чуйка кричала, что нужно как можно быстрее и дальше отойти от этого дела, от этих людей. И от этих артефактов.
Он нарочито подчеркивал в разговоре, что не верит ни в какие чудеса, но раз большие люди платят деньги и обладают властью давать такие задания, то делается обычная работа. В любой спецслужбе основой реального дела являются думающие и чующие оперативники, как бы они не назывались. Остальные будут в обеспечении, печатают бумаги, отвечают на запросы, получают награды, звания и премии. Но дела не сделают. Эту их ущербность понимают все: и руководство, и само спокойное большинство. Поэтому, в серьезных случаях начинают обхаживать тех, кто умеет. И сейчас Стив чувствовал себя такой священной коровой. Начальство требовало подвижек, сулило целую корзину печенья. Так и сказало. «А бочку варенья?» - спросил тогда Стив. «Варенье, это русский конфитюр? Или джем? - удивился шеф, - а, местный юмор, понимаю. Это хорошо, что шутишь. Будет тебе и джем. От меня лично. Я тоже умею шутить».
Никакой опасности от шефа не исходило. Он хороший парень и не раз прикрывал его зад. Беспокойство прорывалось из глубины, как когда-то давно в ГДР, где Штази арестовала почти всю резидентуру. Стиву тогда повезло. Он послушал чуйку и не пошел на встречу с агентом. Никому ничего не объяснял. А поехал в порт и воспользовался личным запасным каналом эвакуации, про который тоже никто не знал. И не зря. Немцы, коммунистические или нацистские, умеют допрашивать. И умеют прятать следы в случае неудачного разговора.
Сейчас подвижки пошли. Перед ним сидел Майкл, пил пиво и рассказывал про успехи команды.
- Это, Бивень подсуетился. Человечки перетерли там-сям. Короче, припряг банк один на переговоры телку. Так, втихаря. Типа экстрасенса. Ну и все срослось у них там.
- Сейчас у вас этих экстрасенсов в каждом подъезде по двое проживают. Теперь каждую деваху проверять будем?
- Зачем каждую? - натурально удивился Миша, - Про это думали уже. В натуре, они все фуфло толкают. Гадают на картах, руками водят. Воду заговаривают. Так и я могу. Народ лох, идет к ним. Если слышен денег шелест, значит лох пошел на нерест.
- А эта? - Стив остановил жестом мишин гогот.
- Вот, - поднял тот указательный палец вверх, - если чувиха реальные вещи делает, то есть смысл на нее посмотреть. Да и банк фигню брать не будет.
- И что же она делает? Откуда информация?
- У братка дядя работает на фирме, которая под банком. Слесарит там, унитазы чинит. Вот и слил. Его зазвали картинки вешать. Видел ту девку. Красивая, необычная. Пальчиком везде тычет, а ее слушают. И картинки красивые. Узоры всякие, птицы. И тоже необычные. Ее потом в отдельную комнату отвели.
- Ничего пока не услыхал я достойного внимания.
- Как же? Переговоры прошли. Банкиры аж писали от счастья. Картинки тут же сняли и убрали. Понятно, зачем их вешали. А девка бочком в дверь и сгинула. Даже халдей не видал, в какую сторону ушла.
- И в чем проблема ее установить?
- Служба безопасности там злая. Стрелку забивать не будут. Завалят и все.
- Ты хочешь, что бы я поехал в банк разбираться?
- Не, я так. Ищут ребята подходы. Других пока проверяют.
Но именно от информации об этой неизвестной девушке у Стива засвербело, заныло нехорошо во всех местах, где таким сигналам положено отражаться, но упоминать неприлично. Голова заработала только в одном направлении: как скинуть операцию на Главного, передать ему агентуру и свалить.
Так уже свербело как-то в Африке. Вояки нашли непонятную проволоку и Стива вызвали посмотреть. Задача простая: определить ценность на месте, найти экспертов для уточнения, подготовить эвакуацию в случае положительного решения.
Стив чувствовал себя Индианой Джонсом, когда рассматривал добытые на местных раскопках мотки. Проволока была шестигранная, по предварительной оценке, платиновая. И много. Около полутонны. Саркофаг, в котором она лежала, испещрен непонятными знаками и рисунками. А среди мотков непонятные детали того же металла.