– Тиа! – громко крикнул юноша, завидев на другом конце знакомый силуэт в тени.
– Ахет?! – она, путаясь в длинном платье, побежала навстречу брату.
Он бросился к сестре и, подхватив на руки, закружил. И тут же бутоны цветов взорвались тысячами лепестков, которые мгновенно превратились в огромных бабочек. Вся аллея заполнилась насекомыми, шуршащими яркими крыльями и порхающими над двойняшками.
– Люблю тебя! – прошептал принц, обнимая сестру. – И больше не уйду, никогда…
– Тебе нельзя быть здесь… Отец против…
– Он нам больше не указ. Кама разрешила остаться с тобой. Стану жрецом Хатхор, как и ты.
– Сумасшедший! – Тиа еще сильнее прижалась к брату и прошептала сквозь слезы. – Как же я люблю тебя… Мой Ахет!
– Твой… И влюбленный по самые уши! – рассмеялся принц и нежно коснулся губами щеки Тиа.
Ахет и Тиа в парадных одеждах у входа в святилище преклонили колени перед верховной жрицей, которая, воздев к небу руки, обратилась к могущественной Хатхор с молитвами и просьбой принять с сонм жриц еще двух. Сын фараона взглянул на заросшие вьюнами колонны, и среди зелени появились желтые пятна распускающихся цветов. Жрицы от неожиданности опустились на колени, а Кама торжественно произнесла:
– Что бы ни говорили за стенами этого храма, их благословила сама Хатхор!
Женщина знаком попросила подняться избранных и повязала им красные пояса – отличительный знак жриц этой богини. Ахет взял за руку сестру, и под звон систров они удалились в свою комнату.
– Так же нельзя, – укорила его Тиа, стоило им только остаться наедине. – Это ведь сделал ты?
– Было очень красиво… – попытался оправдаться подросток. – Все равно никто не понял этого.
– Но больше так не делай! – она обняла брата и нежно поцеловала за ушком, получив в ответ тихий вздох.
– Тиа! Ты не поверишь, что я видел сегодня в городе, – жрец сел на постель рядом с девушкой, протягивая браслет из бирюзы. Он прогулялся по Фивам в обличии жрицы Хатхор, оставаясь никем не узнанным. – Там на одной из улочек целовались юноша и девушка, в одежде, похожей на эллинскую. Совсем не так, как мы это делаем. Они выглядели такими чудны́ми.
– И тебе не стыдно подглядывать, особенно за подобным? – сестра принялась расчесывать длинные волосы брата.
– Мне уже восемнадцать, – рассмеялся Ахет. – А, давай, попробуем так же поцеловаться?
– Какой же ты неугомонный… – Тиа провела пальцам по его тронутой легким загаром щеке. – Тебя даже гнев Хатхор не пугает…
– Нет! – юноша вскочил и жадно впился в губы сестры. Мощная волна силы и удовольствия прошла по его телу.
Она ответила с не меньшей страстью, но через мгновение повисла без сознания на руках брата.
– Тиа? Что с тобой? – он бережно положил девушку на постель, налил воды в чашу, отер влажной ладонью ее лицо. – Пожалуйста!
Жрица открыла глаза. Ахет облегченно вздохнул, обнимая сестру.
– Больше так не делай… – простонала она. – Ты словно пил из меня жизнь, как воду из сосуда. Твои губы несут смерть всему живому, что сольется с ними в таком поцелуе…
Молодой человек застыл от услышанного: это просто совпадение! Ей всего лишь стало плохо от жары. Такого не могло быть на самом деле. Дождавшись, пока сестра почувствует себя лучше, жрец незаметно покинул храм и направился за пределы города.
Погруженный в раздумья, Ахет дошел до поселка бедняков, зарабатывавших на жизнь лепкой кирпичей из соломы, глины и речного ила. Как стайка маленьких птичек, его окружили худенькие ребятишки, внимательно разглядывая непрошеного гостя в красивой одежде, и что-то кричали. Жрец вздрогнул, в замешательстве оглянулся по сторонам. Прежний мир для него испарился, как полуденный дождь в пустыне. Все, что он видел во дворце, в храме, в самих Фивах, было иллюзией жизни, где правили деньги и власть. А реальная – вот она: ветхие лачуги, голодающие дети, уставшие от непосильного труда мужчины и женщины, больные старики… Юноша повернул назад. В первой попавшейся пекарне в обмен на серебряный браслет купил хлеба, сколько мог унести в корзине, и вернулся в поселок. Он стучался в каждую дверь и раздавал еду людям, которые от удивления не могли произнести даже слов благодарности.
Осталась последняя лепешка в корзине и последний дом, одиноко стоявший вдали. Ахет постучался, но никто не вышел. Тогда он зашел внутрь и увидел на тростниковой лежанке разбитого параличом старика, вокруг которого кружились мухи. На глаза навернулись слезы, и, наполнив миску водой, жрец прочитал над ней заклинание и попытался напоить больного. Тот с трудом сделал глоток. Ахет ждал чуда, но старику не стало лучше, он только что-то прохрипел, закатывая глаза.