Темнота стала рассеиваться, стены исчезли. Ахет стоял перед гробницей жриц Хатхор. Мимо прошла погребальная процессия, во главе которой он узнал себя. Снова темнота – и вот он в усыпальнице, где совершается последний обряд, и он пишет своей кровью на белой крышке гроба особые слова для пробуждения, потом еще один склеп с прислоненными к стенам гробами и стоящими в них людьми, и он так же рисует уже другое заклинание. Его заворачивают в пелены, кладут в гроб… Все исчезло.
– Я слишком много показал, – произнес Анубис, растворяясь в ночном мраке. – Смертным не позволительно знать будущее. Но каким будет твое – решать только тебе одному…
Принц, еще раз преклонив колени перед статуей, покинул храм. Теперь юноша твердо знал, что с восходом солнца вместе со жрицами Хатхор начнет готовить тело сестры к погребению, а сейчас он просто шел по пустынным улицам Фив и тосковал по любимой, без которой жизнь стала пустой, как пересохший колодец.
Ахет нарушил все традиции: приготовления к погребению вместо семидесяти дней заняли всего лишь пять. Мумия Тиа, аккуратно обернутая льняными полосами, лежала на своей кровати в комнате в ожидании, когда Ахет закончит расписывать гроб. По бокам на белом фоне были выведены тексты «Книги мертвых», и только широкая полоса от скрещенных рук до стоп осталась пустой. Юноша позвал ожидавших за дверью жриц и плакальщиц. Под громкие причитания мумию положили в гроб, и носильщики вынесли его во двор.
В полном молчании траурная процессия во главе с Камой и Ахетом достигла тайной гробницы жриц Хатхор среди невысоких гор. Гроб сняли с повозки и перенесли в отдельную комнату усыпальницы, поставили в центре. Жрицы приносили и расставляли вдоль стен статуэтки, резные табуреты, расписанные ящики с одеждой и всякую домашнюю утварь. Юноша стоял на коленях у изножья гроба и смотрел на белую полосу. Он оставил ее для заклинания – именно так было в его видении. Но каким оно должно быть?
– Снимите крышку. Я хочу в последний раз обнять сестру… – попросил он носильщиков.
Прижавшись щекой к просмоленным бинтам, молодой человек прошептал: «Прости меня за все… Я люблю тебя, и мы будем вместе, ибо смерть не есть умирание, а всего лишь шаг к новой жизни…»
В его голове зазвучали слова заклинания, которые он не мог произнести вслух, чтобы не вернуть сестру к жизни раньше времени, а только молча написать на крышке саркофага. Под рукой не оказалось ни угля, ни красок – в скорбной суете они остались в повозке. Тогда жрец схватил стеклянную вазочку, разбил ее о стену и провел по острому краю пальцами. Своей кровью он писал на белой краске иероглифы, которые вернули бы его сестру из мира мертвых. Еще раз прочитав глазами написанное, он улыбнулся, посмотрел на окровавленную руку, сделал несколько шагов и, потеряв сознание, упал на пол.
Часть 5
Дни стали бесконечными и тоскливыми. Принц уединился в комнате и почти не покидал ее. Он молча смотрел на пустую кровать сестры, усыпанную высохшими лепестками роз. Верховная жрица не тревожила юношу работой писца, понимая, что он снова наведет порядок в делах храма, как только свыкнется со своим одиночеством. Так пролетали недели, месяцы…
– Ахет! – в комнату ворвалась девушка. – Там!.. Идем!
Юноша с трудом поднялся с кровати и, шатаясь, пошел в след за жрицей. Она привела его в покои Камы. Молодой человек вздрогнул от увиденного: в кресле около стола сидела мертвая женщина, у ног на циновке лежала стеклянная чаша.
– Ее отравили водой… – произнесла Та-Исет.
Жрец поднял чашу, осмотрел со всех сторон и протянул ее рядом стоявшей женщине.
– Нет… Здесь была просто вода, а яд был там! – он указал на корзину с фруктами, стоявшую на столе. – Откуда она?
Никто из жриц не смог дать ответа, только самая младшая, Тети-Шери, вспомнила, как этот дар принес мужчина, немного похожий на Ахета, только старше, в дорогой одежде, просил передать единственному жрецу этого храма. Девочка не поняла его и отнесла корзину самой Каме, полагая, что это для нее. Она расплакалась, осознавая, что виновна в смерти своей покровительницы… Юноша обнял ее, пытаясь утешить. К нему присоединились и остальные. Теперь настала очередь провожать в последний путь и Верховную жрицу – Божественную и Непреклонную Каму, как ее называли в Фивах.