Разозлившийся телохранитель оттащил наглеца от саркофага, поставил на колени, пнул ногой по ребрам. Юноша, скорчившись от боли, глухо застонал.
Из гроба послышался треск ткани, перекрываемый звоном металлических украшений. За алебастровые борта ухватились иссохшие пальцы в золотых наперстках. Охранники, поклонившись, подошли к господину, помогли встать на ноги и покинуть тесный «многовековой дом». Каменная крышка легла на свое место. И только археолог заикнулся о свободе, как был моментально брошен спиной на надпись, которую столько раз прочитал за этот день. Служанки с лампами в руках окружили саркофаг. Верховный жрец склонился над пленником, с неподдельным интересом стал изучать светловолосого чужеземца в странной одежде. В дрожавшем свете юноша и сам принялся разглядывать хозяина древней усыпальницы. Длинные волосы, заплетенные в косички и украшенные золотыми подвесками, кожа, словно лакированная, следы черной подводки на веках, нос с небольшой горбинкой, чуть приоткрытые губы, застывшие в таинственной улыбке… Студент приподнялся на локтях, вглядываясь в черты лица, показавшимися до боли знакомыми. Этот египтянин так был похож на Тиа! Да, именно на Тиа – ту самую мумию в музее, что всколыхнула много лет назад в обычном подростке любовь к древнеегипетскому миру мертвых, в том числе, и к ней… Не осталось никаких сомнений в сходстве. Ему так захотелось провести пальцами по впалым щекам, скулам, ненароком коснуться губ. В музее между ним и Тиа было стекло витрины, а здесь… Только протяни руку.
«Ты знаешь Тиа? Она тоже была жрицей Хатхор, дочь Рамсеса III… – прошептав, молодой человек попытался прикоснуться к лицу, хранившему многовековое спокойствие. – Ты похож на нее, как две капли воды!»
Но жрец, схватив за запястья, прижал его руки к холодному камню… и поцеловал, точнее, едва прикоснулся своими губами. Археолог вздрогнул, попытался оказать сопротивление, но был обездвижен навалившимися на него телохранителями. Тогда он обреченно закрыл глаза, рисуя в своем воображении прелестную девушку с берегов Нила. Ему показалось, что сухие, отдающие привкусом прогоркших от времени ароматических масел губы стали пухлее и мягче. Голова юноши закружилась еще сильнее, дыхание перехватывало, как при прыжке без парашюта с крыши высотки. Силы с каждым мгновением покидали его тело, будто их высасывали по глотку.
Жрец отпустил запястья и, немного отстранившись, облокотился на крышку, давая пленнику возможность в очередной раз себя рассмотреть. Египтянин грациозным движением кисти откинул мешавшиеся длинные волосы за плечи, а археолог, в свою очередь, застыл с гримасой ужаса на лице: перед ним была уже не высохшая мумия, а живой человек с чуть смуглой, казавшейся бархатной, кожей, утонченно поведенными миндалевидными карими глазами, темно-розовыми губами… Студент поднял руку, второй раз пытаясь прикоснуться к нему, и хрипло застонал – она была совсем иссохшей, такой же, как у мумий в музее. А таинственный хозяин гробницы улыбнулся и очередным прикосновением губ вытянул из пленника почти все жизненные силы.
«Тиа – моя сестра… – тихо, почти шепотом, с трудом произнес Ахетмаатра на новом для себя языке, разрывая футболку на еще живом пленнике. – Мы двойняшки. Ты ведь любишь ее? Хочешь быть рядом с ней в музее? Я могу осуществить все твои самые заветные мечты… А ведь у тебя они совершенно не такие, как у других: стать частью истории моего мира. Как думаешь, мечты должны сбываться?»
Измученный археолог кивнул – говорить не было сил, язык не хотел слушаться. Жрец сделал жест рукой – вся свита обступила господина и склонила головы. Из последних сил юноша пригляделся: нет, это не был обман зрения, они были тоже живыми, как и их хозяин, и по-египетски красивыми: полупрозрачная льняная ткань едва скрывала смуглые тела, густо подведенные глаза цвета вулканического стекла поблескивали от мерцающего света ламп, а волосы были уложены в замысловатые прически.