Вернар посмотрел на часы.
– Пока дойдем – он откроется. Мороженое любишь?
– Не знаю, никогда не пробовал…
Ахет устало бродил по залам в сопровождении Жан-Поля, который читал лекцию почти у каждой картины и статуи.
– А здесь есть египетский зал? – взмолился принц.
– Да.
– Отведи меня…
Едва переступив порог, юноша почувствовал необыкновенный прилив сил.
– Вот это статуя… – хотел продолжить экскурсию француз, но почувствовал на своих губах тонкие пальцы.
– Т-с-с… Это мой мир…
Скрестив руки на груди, египтянин склонил голову перед статуей Анубиса, и только тогда прошел в глубь зала. Он искал крышку от гроба Тиа среди многочисленных экспонатов. Но ее не нашлось ни в одной из витрин. Расстроенный, юноша уже шел к выходу, как его взгляд упал на распеленатую мумию за толстым стеклом. Он остановился, вглядываясь в показавшимися такими знакомыми черты.
– Это Рамсес IV… – уточнил Жан-Поль.
– Я знаю… – ответил Ахет и добавил на египетском, обращаясь к мумии: – Ты так хотел моей смерти, что убил столько невинных людей. И умер сам. И в этом было твое счастье – ненависть ко мне?
– О чем ты говоришь с ним?
– Всего лишь задал вопрос, на который так и не получу ответа… – улыбнулся молодой человек и быстрым шагом покинул зал, оставляя фотографа в полном недоумении.
Часть 7
Теплое июльское утро было в самом разгаре. Солнце заливало ярким светом через распахнутые окна просторную комнату и большую кровать в ее центре. Ахетмаатра нежился среди подушек под теплым одеялом – французское лето так и осталось для него слишком холодным. Ему не хотелось вставать, тем более что на этот день не было запланировано ни показов, в которых принимал участие по просьбам друзей-модельеров, ни съемок. Несмотря на сорокалетний возраст, Ахет оставался самой востребованной фотомоделью и во Франции, и за ее пределами. Обхватив подушку, он по привычке взглянул на стену, где висела огромная карта мира с сотнями маленьких флажков – так были отмечены города, в музеях которых он побывал. Почти не оставалось мест, где могла храниться вторая половина гроба Тиа. Рядом стоял шкаф до потолка, забитый каталогами музеев, частных коллекций, буклетами с выставок и книгами по медицине. То, от чего мучительно умирали в прошлом, сейчас лечилось быстро и успешно. Только вот вернуть сестру в мир живых он не мог.
Ахет перевел взгляд на календарь: этот день был закрашен красным карандашом, – пятнадцать лет назад в такое же солнечное утро была его первая фотосессия у фонтана… Пятнадцать лет поисков и одиночества… Он вздохнул, уткнулся лицом в шелковую ткань.
Щелкнул дверной замок, и негромкий голос пожилой женщины позвал:
– Мсье Шери́, Вы дома?
– Да, мадам Мари! – откликнулся принц.
Мари была домработницей Ахета уже четырнадцать лет, с того момента, как тот купил эту уютную двухкомнатную квартиру под крышей в старой части Парижа.
– Я уже стала забывать, как Вы выглядите, все разъезды да съемки в последнее время, – женщина вошла в комнату и всплеснула руками. – Ах, Вы опять за старое?!
Причиной ее негодования были увядшие лепестки, разбросанные по напольным коврам ручной работы. Египтянин смущенно спрятался за подушкой: большой букет изумительных бордовых роз, накануне заботливо оставленный домработницей на столике, вечером был превращен в бабочек, которые рассыпались лепестками по комнате, как только он заснул.
– Я сейчас все сам уберу, – спохватился Ахет.
– Не стоит, – Мари, вздохнув, подняла последний лепесток с кровати. – Они были такие красивые…
– Очень! – он натянул на себя одеяло повыше: присутствие чужой женщины, хоть и домработницы, немного смущало, да и спать ему нравилось, по привычке, без одежды.
Мари вернулась в комнату.
– Такой мужчина: состоятельный, обаятельный, притягательный и до сих пор одинокий… Жениться давно пора, детишек воспитывать! А Вы? Хоть с кем-нибудь познакомились бы… Сколько работаю – ни разу порог этого дома не переступала женщина, кроме меня!
Ахет обхватил руками колени и с грустью посмотрел на домохозяйку.
– Я не хочу…
– Если Вам нравится парень, а не девушка – не стесняйтесь. Сейчас это нормально и даже модно.
– Нет, отвратительно. У меня все гораздо хуже… – мужчина, помолчав, добавил. – Я люблю родную сестру. Всю свою жизнь.
– Родную… Сестру… Но это же…
– Противозаконно. Здесь так нельзя. Знаю. Но я не француз. В моей семье подобные отношения не возбранялись. Влюбился еще мальчишкой и тогда дал обет хранить ей верность, пока бьется мое сердце. Как у вас говорят, «любовь до гроба».