- Тебя никто не спрашивает! - вспылил мужчина пуще прежнего. – Ступай в спальню и носа оттуда не показывай.
До этого на девушку я старался явно не смотреть, мельком отмечая возникшую радость и надежду, когда я согласился помочь и удивление и потрясение, когда озвучил плату.
Теперь же она выглядела куда взрослее, верно расценивая безысходность ситуации.
- Доченька, ты уверенна, - прошептала мать, и когда девушка кивнула, бросилась её обнимать, тихо прошептав «спасибо».
Я спокойно взирал на отца семейства и выжидал, держа плащ в руках и готовый выйти в любое мгновение. Слово оставалось за ним.
А он всем видом хотел вышнырнуть меня из дома, но беспокойно косился на своих женщин, видимо боясь, что его отправят вслед мне.
- Ты можешь дать заверение, что сын поправится, - наконец выговорил он, не скрывая проделанных усилий и внутренней борьбы. – Когда мы узнаем, что он выздоровел?
- Утром будет понятно, - оповестил я его. – Не беспокойтесь, я не возьму платы, если моих сил окажется недостаточно.
Мужчина более на меня не смотрел, он обменивался долгими многоговорящими взглядами с супругой, но в их безмолвную беседу вклинилась дочь, и, выдержав её упрямый взгляд, он всё же кивнул мне, давая добро на лечение.
Я попросил не мешать мне и не входить в комнату, пока я сам не выйду.
Работа предстояла сложная. Тело мальчика совсем обессилело, и в нем едва теплился дух. Я встал на колени в изголовье ребенка, удобное кресло бы не помешало, но в комнате ничего подходящего не нашлось, а отвлекаться мне не хотелось. Погружаясь в привычное состояние между реалиями, я начал вытягивать из пространства нужные мне нити и ткать заново исчерпанное здоровье мальца. Нужная мне сила принеслась сама, обволакивая, окутывая, наполняя меня и передаваясь маленькому больному человеку. Сторонние мысли пытались проникнуть в сознание, но я знал, им сейчас нет места, беспощадно выбрасывая из памяти картины прожитого года. Всё шло своим чередом. Сила целительства ощутив соблюдение всех условий, бушевала волнами в моей душе, позволяя брать её в необходимом количестве не опасаясь за нехватку.
Работа предстояла долгая и очень внимательная. Состояние больного было критическим, жизненные силы истощились практически до конца. И я нить за нитью связывал, наполнял, заставляя работать маленький организм с новой силой. Ему еще предстоит прожить долгую жизнь и всё у него будет как надо.
Закончил я глубоким вечером спустя три с половиной часа. Теперь я сам находился в полуобморочном состоянии. Как бы ни подпитывала меня магия целителя, концентрация моя была на пределе, и расход собственных сил весьма велик. Поднявшись на ноги, здорово пошатнулся, едва не потеряв равновесие, ощутил холод в руках и ногах. Должно быть я теперь бледнее моли. Это подтвердил обеспокоенный взгляд женщины, ожидающей меня в соседней комнате.
- С вами всё в порядке? - спросила хозяйка, всматриваясь в моё лицо и не узнавая.
- Вполне. К утру восстановлюсь. Буду признателен, если вы дадите мне молока и хлеба…
- А наш малыш, как он? - не сдерживая волнение, перебила меня женщина.
- Можете идти к нему. Жар ушел, он крепко и спокойно спит.
Меня окутывает нежным теплом материнского сердца полного благодарности и признательности. Женщина хватает меня за руки со слезами на глазах, сбивчиво лепечет благодарность и стремительно срывается с места к своему малышу.
Зато сидящий у окна хозяин дома смотрит на меня тяжело, ненавидяще. С усилием поднимается и сквозь зубы цедит, что покажет место ночлега.
Я забираю свои вещи и следую за ним.
Сени у них крепкие, склоченные из хорошего дерева, сарай высокий, тоже добротный, из него ведет широкая лестница на сеновал.
Мужчина показывает рукой, мол, обещанная зона отдыха. А я по взгляду вижу, что единственное, что он хочет, так это прибить меня, да понимает, что против мага он никто. От этого ненавидит еще больше.
- Дочь сейчас придет… молока принесет.
Я киваю и лезу по лесенке, он меня останавливает и протягивает масляную лампу, которой освещал путь до сеновала.
- Благодарю, - сказал я, принимая протянутый предмет.
- Чтоб завтра духу твоего здесь не было! – уже в спину зло бросает мне мужчина, и я слышу его тяжелые удаляющиеся шаги.