Эд Джеймс с любопытством взглянул на дочь: вне всякого сомнения, он был очень удивлен ее грубым поведением.
— Я помню вас. Я встретил вас сегодня около лавки, не так ли? — заговорил незнакомец.
— Да, сэр, полагаю, что именно так. Простите, но мне нужно разобрать кое-какие вещи.
Она подумала, что, может быть, ей удастся спрятаться в своей комнате, оставив мужчин одних. Он заставлял ее нервничать.
— С вещами можно повременить. Сначала нужно познакомиться друг с другом. Сам, это шериф Баррет, он будет сопровождать тебя в Юту.
У Саманты буквально отвисла челюсть. Не может быть, чтобы это был он. Шериф Баррет работал с ее отцом, это было больше десяти лет назад. Он истреблял диких животных и изменников-индейцев. Он вел трудную и опасную жизнь, по многу дней находясь один среди дикой природы без пищи и без воды. Нет, шериф Баррет должен быть много старше.
— Я думал, ваш отец сказал вам, что я приезжаю, — заметил шериф.
— Конечно, я сказал ей… Сам, закрой рот, ты выглядишь как дохлая рыба.
Она продолжала в упор рассматривать шерифа.
— Извините. Я просто ожидала…
— Что он будет таким же старым, как и я? — рассмеялся отец. — В конце 70-х мы обычно называли старину Макса «мальчиком», помнишь?
Шериф улыбнулся, как показалось Саманте, с некоторым огорчением.
— Как я мог забыть это?
— Мальчик, приготовь мне кофе. Мальчик, сверни мне цигарку. Мальчик это. Мальчик то. Если я правильно помню, ты расквасил нос Джорджу Монтгомери, когда однажды он попросил тебя вытереть ему…
Шериф кашлянул. Отец Саманты, казалось, забыл, что она была в комнате.
— Мда… однако. Макс был просто щенком, когда присоединился к моей группе. Но вскоре он показал, на что способен. Получил пулю в плечо, спасая мне жизнь.
— А вы получили пулю в ногу, спасая мою.
— Да. Я подумал, что раз ты еще цел в то время, как моя паршивая нога доставляет мне столько хлопот, не будет вреда обратиться к тебе с просьбой оказать мне маленькую услугу.
Шериф посмотрел на Саманту. Что-то теплое промелькнуло в его взгляде, и она украдкой взглянула на отца. Не заметил ли он этого? Или это только ее воображение?
— Я счастлив помочь тебе и твоей дочери, старина Эд.
Она не могла поверить в случившееся. Такая влюбчивая женщина, как она, будет путешествовать по дикой местности с этим человеком. После одной ночи, проведенной у костра, он без труда завладеет ее сердцем.
— Не смотри на него так долго, Сам, а то ослепнешь.
Ей придется разговаривать, есть, ездить верхом… жить с этим человеком целых две недели.
Один взгляд этих глаз — и любая женщина выполнит все его желания.
Оба мужчины смотрели на нее, ожидая от нее хоть каких-то слов.
— Я… возможно, я, может быть, не поеду.
Отец, казалось, был шокирован.
— Сам, люди в Логане рассчитывают, что ты будешь их новой учительницей.
Она звала это и в глубине души именно этого хотела. Но в данный момент единственное, о чем она могла думать, — это как защитить свое легко ранимое, доверчивое сердце от этого изумительного человека.
Отец почувствовал, что она в нерешительности.
— Ты просто растерялась от того, что шериф уже здесь, но у тебя еще целых два дня, чтобы принять решение. Ты сделаешь правильный выбор. Кроме того, не думай, что мы никогда не увидимся снова. Когда-нибудь они наконец построят железную дорогу, и вы со своей сумасшедшей теткой ни за что на свете не сможете помешать мне приехать в Логан.
Саманта кивнула. Отец прав. Она просто взволнована и расстроена потому, что уезжает. Ее нервозность вовсе не связана с этим великолепным образчиком мужчины, с которым ей придется быть наедине целых две недели.
За ужином в этот вечер она с трудом жевала и все время звенела посудой. Всякий раз, когда шериф смотрел в ее сторону, она что-нибудь роняла, и никак не могла понять, против кого был направлен ее все возрастающий гнев — против него или против себя самой. Каждый раз, когда она начинала думать, что все не так уж и плохо, он задавал ей какой-нибудь вопрос, и она либо его не слышала, потому что в это время рассматривала его великолепные усы, либо отвечала скрипучим, едва слышным голосом.
К концу ужина напряжение, которое она испытывала весь вечер, стало таким сильным, что у нее заболела шея. Она не могла дождаться момента, когда можно будет уединиться в своей комнате. Как только шериф положил вилку, она быстро вскочила и, поцеловав отца в щеку, сказала:
— Я устала. Спокойной ночи, папа, — она посмотрела на шерифа, — шериф Баррет.
Он слегла улыбнулся и кивнул головой.