— Я беру бензин, чтобы облить здание, — прорычал я. — Дай мне знать, когда выйдешь, и я подожгу его.
7. Лорна
Я почти не замечала сильных рук, прижимающих меня к твердой груди. Я не хотела — не могла — признать того, что только что сделала. Не важно, что говорили другие, мы с моим дампиром были одним целым. Ее действия были моими действиями. Только потому, что она не чувствовала вины за то, что только что произошло, не означало, что у меня было недостаточно сил для нас обоих.
Я даже не могла ее винить. Я позволила ей взять все под свой контроль. Когда я уступила своему голоду и пробудила магию моего дампира, я просто отпустила ее. Это ничем не отличалось от того, чтобы позволить Мэллори разбираться со мной в социальных сетях или предоставить Гейл полную свободу действий в драке. Ладно, может, это было немного по-другому, но моя дампирша сделала то, что, по ее мнению, было необходимо, чтобы освободить нас.
Смерть Джареда была неизбежна. Даже смерть Конрада была в какой-то степени приемлемой. Я не могла оправдать других. Они ничего мне не сделали. Возможно, они даже не знали, кем я была, пока я не раскрыла себя. Они не заслуживали смерти.
Мой дампир была с этим не согласна.
Я вернулась в настоящее, когда Эллиотт поставил меня на ноги. Я не могла встретиться с ним взглядом. Не могла вынести его осуждения. Он был прав, что держался от меня на расстоянии раньше. Он был прав, что сомневался в моей способности контролировать монстра, таящегося внутри меня.
Однако его история о волке показалась мне слишком близкой к истине. Действительно ли он понимал динамику отношений между мной и моим дампиром? Был ли его волк таким же полунезависимым, со своими мыслями и характером?
— Не хочу тебя торопить, — сказал Эллиотт, сжимая мои плечи своими большими руками. — Но нам нужно привести тебя в порядок и переодеть во что-нибудь свежее.
Я огляделась и обнаружила, что мы стоим посреди большой душевой кабины. Стены были выложены блестящей плиткой, которая отражала приглушенный свет. Я бы подумал, что это красиво, но мозг на самом деле не воспринимал окружающее.
Эллиотт потянулся за спину, и через несколько секунд на его спину упали мягкие струи воды, быстро промочив футболку.
— Тебе нужна помощь? — спросил он. — Обычно мы занимаемся этим обнаженными, но не думаю, что ты готова ко всей моей горячности.
Я подняла глаза и увидела, что он ухмыляется мне. Я вглядывалась в его лицо, ожидая увидеть осуждение или отвращение, но ничего этого не было. Его озорной взгляд едва скрывал глубокую печаль.
— Почему ты помогаешь мне? — спросила я, подавляя вспыхнувшую в груди надежду.
Улыбка Эллиотта исчезла. Он схватил меня за плечи, и я позволила ему обойти себя, так что под теплыми струями воды оказалась я. Он потянулся за бутылочкой шампуня и щедро плеснул его на свою большую ладонь. Прежде чем я успела осознать, что он делает, его сильные пальцы начали массировать мне кожу головы.
Я закрыла глаза и уткнулась лбом ему в грудь. Он не ответил на мой вопрос, по крайней мере, не словами. Его действия говорили гораздо больше. По причинам, понятным только ему, он думал, что я заслуживаю этой нежности с его стороны.
Никто никогда не мыл мне голову, кроме мамы. Она перестала это делать, когда мне было семь или восемь лет, и я продемонстрировала, что могу делать это сама, не попадая мылом в глаза.
То, как Эллиотт нежно потянул меня за грязные пряди и провел пальцами по моей голове, было совершенно другим. Это было интимно и заботливо, и это было проявлением признания, которого я, возможно, не заслуживала. Остановила ли я его? Неа. Мне было это нужно.
Запрокинув мою голову, Эллиотт начал смывать шампунь и продолжать массаж. Я держала глаза закрытыми не только для того, чтобы вода не стекала по лицу. Я не хотела видеть, как кровь стекает по грязной одежде, которую я носила последние три недели. Одежде, которая теперь липла ко мне, вызывая мурашки по коже. По мере того, как все больше воды смешивалось с кровью, покрывавшей все мое тело, я больше не могла выносить их прикосновений.
Я схватилась за ворот своей рваной футболки и рванула ее спереди, затем позволила разорванной ткани соскользнуть с плеч. Руки Эллиотта исчезли с моих волос, но я не смотрела на него. Мне нужно было избавиться от улик. Кровь дюжины вампиров впиталась в мою кожу и сожгла мою душу. Хотя я знала, что могу смыть это с поверхности, я не могла вычистить это из своего сердца или разума.