— «Ты мой мужчина. Я буду тебе верна, — прочитал он мысль второго плана. — Не бросай меня, мне трудно и страшно».
«Вот я и стал голубым», — печально подумал Алим, раскрывая сознание Ригле.
— Елуга!.. Она... там!
— Где?!
— На суше...
— Ох, рыбки-ракушки, — простонала Икша. — Дорогу, дорогу показывай!
Группа устремилась за Ольяном. И замерли у линии берега. Тело Елуги лежало среди травы метрах в десяти от берега. Сверкала под солнцем чешуя, краснел хвостовой плавник...
— Как же она туда...
— Как-как! Вылезла на рук-ках, вот как! — сердито бросил кто-то.
— Не надо о ней плохо... Окун и она — они с детства вместе были.
— Не надо? А давайте все так делать! Мы вкалываем на канале, а она уснуть решила. Экстремалка, мля! Икра тухлая!
— Замолчите! Пожалуйста, замолчите! — воскликнула Икша. — Нельзя же так.
Алим развернулся и поплыл к каналу.
— Надо что-то делать, — бормотал он, уткнувшись в конец канала. Развернулся и поплыл назад. — Надо что-то делать. Они верят мне. Они надеются на меня.
В ярости вывернул крупный камень из левой стенки канала. И с воплем: «Э-е-ей!» тут же бросился наутёк, заслышав шорох оползня.
— Икша меня морально уничтожит, — огорчился он, разглядывая сквозь облака мути последствия содеянного. Оползень почти перекрыл проход. Муть сносило слабым течением в дальний конец канала. — Здесь два дня расчищать.
Схватив камень, он сильно и зло толкнул его к началу канала. Рук-ка вышла из среды, камень исчез из виду, но секунду спустя вернулся в среду на несколько метров дальше. С плеском и в облаке мелких пузырьков.
— Ничего себе! — изумился Алим и повторил эксперимент. На этот раз камень улетел ещё дальше. Ещё десяток камней последовали за первым, прежде, чем юноша сумел сформулировать идею открытия. — Ну да! Это же очевидно! Среда тормозит поступательное движение. А над средой торможения нет. Камень движется свободно.
Но Алим не был бы широкомыслящим, если б на этом остановился. Следующий камень, брошенный сильной рук-кой, поднялся метров на пять и упал на плоскую каменистую площадку, образующую правый берег. И он остался там, не вернулся в среду.
— Вау! — взвыл Алим и принялся швырять камни на берег то правой, то левой рук-кой. — Да я так один десятерых заменю.
Утренняя смена застала вялого, смертельно уставшего Алима за работой.
— Смотрите новую методику, — пробормотал он, поднял со дна небольшой камень, лёг на бок, приподняв рук-ку над средой. Когда вернул рук-ку в среду, камня в ней не было.
— Ловкий фокус, — оценил Ольян. — Так в чём фишка? Где камень?
— Камень на берегу. Ах, вы же не видели... — язык его заплетался. — Поднимите головы над средой и смотрите.
Чёрный камень описал дугу и скрылся за кромкой скалы.
— А назад не вернётся? — спросил кто-то.
— Толкать надо сильнее, тогда не вернётся.
В этот день, впервые за последние два месяца, возобновили традицию выбора лучшего экстремальщика дня. Алим чуть не проспал церемонию. Впрочем, этому никто не удивился.
Скорость проходки канала значительно увеличилась. Пройдено около двадцати пяти метров, осталось десять, от силы — пятнадцать. Причём, рыть нужно не глубже двух метров — против четырёх в самом тяжёлом месте. Настроение группы поднималось с каждым днём. Вновь на лицах появились улыбки, вновь Ольян сочинял о каждом дурацкие и ехидные стишки, но почему-то на него никто не обижался. Вновь Ригла стала насмешливой и колючей. От неё доставалось всем, кроме Алима. Мужа она уважала. Над их смешанным браком никто не смеялся. Наоборот, все относились к нему бережно и трепетно. Честно говоря, Алим не понимал причин изменения психологического климата в группе. Ведь качество среды ухудшалось, болячки и ссадины заживали всё медленнее. Понос и расстройство желудка стали всеобщей напастью. Но никому, казалось, нет до этого дела. Всё чаще шли разговоры о будущем, о том, кто чем займётся после возвращения. Или, наоборот, о прошлом. Корпен читал лекции по истории, а потом начинались споры.
— ...За последние шесть тысяч лет тенденции развития нашей цивилизации ничуть не изменились. За прорывом в какой-нибудь отрасли следует почти линейный участок развития — освоение новых возможностей. Когда возможности исчерпаны и освоены, и многие уже думают, что наступил застой, следует прорыв в новой отрасли знания.
— А сейчас что? Прорыв или застой? — подал голос кто-то из слушателей.
— Триста лет назад произошёл очередной прорыв, сравниться с которым может только программа поднятия многих видов до разумного состояния девять тысяч лет назад, освоение методики продления жизни шесть тысяч лет назад и ограничение рождаемости после освоения всех доступных территорий. Я имею в виду рук-ки! — Корпен выпростал из обтекателей рук-ки и продемонстрировал внушительные бицепсы. — Должен признаться, я даже не понимал до недавнего времени всей полезности и функциональности этих органов. Отчасти это объясняется неотработанностью конструкции. Как вы знаете, всё ещё ведутся споры насчёт количества пальцев. В первых моделях было два пальца. Сейчас у большинства из вас — три. Молодёжь носит четыре пальца, а некоторые заказывают даже кисть с пятью пальцами. Как показал наш опыт — и это будет внесено в анналы — на ладони и на подушечках пальцев чешуя не нужна. Но это всё мелкие конструктивные особенности. А посмотрите, насколько чужда организму сама форма рук-ки. — Для убедительности Корпен несколько раз согнул ру-ку в локте. — Видите? Где плавность линий и изгибов? Где обтекаемость? Где гибкость щупальца алмара? Твёрдая, негибкая кость. Сразу видна чужеродность нового органа. Локоть! Он делит рук-ку пополам. Вслушайтесь в название. Рук-ка! Слышите? Природа не могла додуматься до подобного органа. Только созидательная мощь интеллекта способна на такое!
— Он до бесконечности распинаться будет, — зашептала Ригла. — Сбежим?
Незаметно отработав назад, Алим с Риглой выбрались из рядов слушателей и отправились на прогулку к водопаду.
— Созидательная мощь интеллекта! — насмешливо пускала пузырьки Ригла. — Вот от кого ты таких слов набрался...
— Сразу — я набрался. Может, это Корпен от меня набрался, — слабо защищался Алим.
— Верю. Может, и от тебя, — серьёзно покосилась на него Ригла. — Кто первый до водопада? — и умчалась, оставив Алима в облаке пузырей и бурлящей среды.
...Громкий всплеск и резкая боль в кисти правой рук-ки. Икша выронила камень и бросилась из канала.
— Что случилось? — встревожился Орчак.
— Не смогла увернуться, — Икша, морщась от боли, осмотрела кисть. Верхний палец болтался на лоскутке кожи. Острыми зубами она перекусила этот лоскуток и выплюнула палец. — Рыбки-ракушки, больно-то как!
— Дай, я помогу, — выплыла вперёд Иранья, и, не дожидаясь разрешения, слилась через верхнее нервное пятно.
— Ты врач?
— Целительница я. Врачи тебе сейчас не помогут. Инструментов у них нет. Ты раскройся, пусти меня, я возьму твою боль.
Икша закрыла глаза. Гримаса медленно сошла с её лица. Кровотечение ослабло, и вскоре прекратилось.
— Ну вот и славно, — промолвила Иранья. — Ты рук-ку побереги, отдохни от работы недели две. А вернёмся — врачи тебе новый палец вырастят.
— Вернёмся — четырёхпалые кисти врачам закажу, — решила Икша. — Что за дела, одного пальца лишилась, и уже рук-ка не рук-ка. Алим, теперь тебе придётся провоцировать оползни. Ты уже спускал оползень, на сегодня самый опытный в этом деле.
Опустившись ко дну, она разыскала свой палец, сунула в рот и, не жуя, проглотила.
— Все покинули канал! — скомандовал Алим. Оставалось прорыть всего пять-шесть метров — и всё, свобода. В канале уже ощущалось слабое течение. Среда фильтровалась сквозь камни. Икша говорила, что это хорошо — среда должна заполнить старое русло реки. Даже когда канал будет готов, нужно выждать неделю-другую, чтоб русло заполнилось и очистилось от мути. Но левая стенка метрах в пяти от конца канала Алиму давно не нравилась. Намечался очередной оползень.