П. Мунк получил свою внешнюю политику в наследство, а она перешла от него дальше к Скавениусу, который проводил ту же самую внешнюю политику, что велась в первую мировую войну. Буржуазные партии и социал-демократия признавали ее, и вся оборонная политика страны велась в согласии с внешней, суть которой заключалась в том, что:
Дания ни при каких обстоятельствах не должна идти на конфликт со своим могущественным соседом на юге.
Скавениус вступил в правительство Стаунинга 8 июля 1940 года. Согласился после неоднократных требований со стороны короля. И заявление, сделанное им при вступлении на пост, которое, кажется, так потрясло обвинителя, было рассмотрено и одобрено всем коалиционным правительством. На заседании министров Стаунинг сказал: «К нему мы полностью присоединяемся!» И присоединились без шума и лишних слов. Если суд находит, что заявление было предосудительным, тогда все коалиционное правительство обязано нести за него ответственность, а не одно министерство иностранных дел. И в этом заявлении вообще нет ничего такого, что противоречило бы политике, проводимой датским правительством в отношении к Германии, начиная с переговоров под руководством Лютке и политикой в первую мировую войну, потом политикой в Лиге наций и кончая пактом о ненападении 9 апреля.
Стаунинг был не только главой правительства, он был знаменосцем датской демократии. В эти годы он много раз выступал с речами, которые свидетельствуют о его позиции и его взглядах. Он во всем был согласен со Скавениусом. На публичной встрече в форуме на острове Фюн 19 января 1941 года он сказал:
«Сохранение нашей национальности, нашего языка, нашего национального флага, нашего короля и нашей конституции должно быть для нас незыблемо, и это в интересах всех слоев общества, всех, кто любит свое отечество. Но мои слова не следует понимать так, что Дания тем самым отказывается от участия в новой ориентации, определившейся в Европе в результате великого переворота. Именно настоящее дает возможность маленькому трудолюбивому предприимчивому датскому народу сотрудничать с великим немецким народом, известным своим прилежанием и организованностью…»
Я могу привести еще немало подобных высказываний, которые подтверждают точку зрения Стаунинга. Позвольте только напомнить о его знаменитой речи в студенческом обществе 8 марта 1941 года:
«В минувшие годы многие самостоятельные государства прекратили свое существование, этот факт и развитие военных событий показывают, что Германия занимает место центральной державы в Европе и в будущем она будет определять основные линии как в культурном отношении, так и в экономическом. Этот вывод мы делаем на основе происходящего сейчас, хотя, конечно, перемены возможны, но настоящий момент нельзя игнорировать. Следует иметь в виду реальное соотношение сил, а оно показывает Германию как великую державу, господствующую сейчас в большей части Европы. Мы не можем заранее предугадать ход событий, но маловероятно, что они будут регрессировать…
У меня сложилось впечатление, что Германия имеет определенные планы и что эти планы носят не сиюминутный характер, они нацелены на будущее, они касаются того нового порядка в Европе, который находится еще в становлении, но скоро станет господствующим… Самый лучший для нас вариант был бы — спокойно и добровольно начать, о чем я уже намекал, приспосабливаться, когда настанет пора, и все не так уж страшно, как кажется некоторым. Неумно и просто нелепо закрывать глаза на новые веяния, на знамение эпохи. Адаптация к новой Европе станет одной из политических задач времени…»
В этой речи именно Стаунинг со всей своей политической авторитетностью выражает те же самые воззрения, что и Скавениус. Он уверен, что грядет новая Европа, что нужно спокойно и добровольно приспосабливаться к ней. Спокойно и добровольно! Но Скавениус как раз хотел этого, когда вел переговоры о таможенной и валютной унии. Спокойно и добровольно Дания должна занять свое место в новой Европе при главенствующей роли Германии. Захочешь, все равно не подкопаешься, ни на йоту нет расхождений у премьера со своим министром иностранных дел.