Председательствующий: На сегодня суд заканчивает свою работу.
Четвертое заседание
Председательствующий: Суд идет, слово предоставляется общественному обвинителю.
Обвинитель: Высший суд, я перехожу теперь к вопросу о юриспруденции в названном правительстве. И тем самым я поднимаю обвинение против бывшего министра юстиции Тюне Якобсена, которого я хотел бы с разрешения суда допросить. Займите, пожалуйста, свидетельское место.
Председательствующий: Обвиняемый, вы не обязаны, если не желаете, отвечать на вопросы, которые вам будут заданы.
Тюне Якобсен: Я ничего не имею против, я готов отвечать. Мне нечего скрывать. Я занимал неприятную должность… Уриа… я…
Обвинитель: В ваши обязанности сейчас не входит защищать себя, отвечайте только на поставленные вам вопросы. Вы были назначены министром юстиции 8 июля 1941 года, не так ли?
Тюне Якобсен: Да, и считал, что, согласившись, принес себя в жертву.
Обвинитель: Немцы были весьма недовольны министром юстиции Харальдом Петерсеном, вашим предшественником. Как вы лично думаете, почему немцы предложили вам этот пост?
Тюне Якобсен: Я думаю, из-за моих давних связей с немецкими полицейскими, потом меня хорошо знали по работе в международной полицейской Комиссии, так что немцы уважали меня и к моему слову прислушивались.
Обвинитель: В июле 1941 года, вскоре после вашего назначения на министерский пост, прибыла с визитом немецкая полицейская делегация во главе с генералом полиции Беккером. Вы пригласили делегацию на официальный обед в Кристиансборг и выступили с задушевной речью, обращенной к немецким полицейским. Я позволю себе несколько цитат. Вначале вы отметили с радостью, что датские и немецкие полицейские говорили на одном языке, языке профессионалов. «Господа, вы прибыли в Данию, в маленькую страну по сравнению с вашей, — сказали вы дословно. — Но мы сделаем все от нас зависящее, чтобы показать вам некоторые моменты, которые, возможно, вас заинтересует; малая мастерская также может в своей работе достигнуть высокого европейского уровня». И вы закончили свою речь, заявив, что генерал Канштейн и его сотрудники блестяще справлялись с возложенными на них обязанностями, вызывая тем самым в среде датских полицейских уважение, почтение и товарищеские чувства к немецким коллегам. После этого вы подняли ваш бокал и пили за благополучие и успех всей немецкой полиции.
Тюне Якобсен: Все правильно. Нужно вспомнить только, когда это было сказано, а именно, в 1941 году, когда гестапо еще не свирепствовало у нас и почти сразу же после моего назначения на пост министра. Два моих предшественника должны были уйти в отставку по причине трений с немецкими властями. Не было никакой гарантии, что и в третий раз такое не случится. Я приступил к исполнению служебных обязанностей, взяв себе за правило в политическом отношении вести себя уклончиво, и потому вынужден был говорить о том, что я хорошо знал и в чем имел большой опыт, а именно: о профессии полицейского, общности интересов в работе полиции, о значимости полицейской службы. Визит, который дал повод моим — в данной ситуации чисто штампованным фразам — был ответным визитом на посещение Германии датской полицией.
Обвинитель: Вы были в правлении датско-немецкого общества.
Тюне Якобсен: Когда министр иностранных дел Скавениус попросил меня вступить в правление общества, а премьер-министр Стаунинг придавал большое значение работе этого общества, то я, по правде говоря, не смел отказаться, хотя чутье мне подсказывало, что уготованы мне были большие неприятности. Я рассматривал, кроме того, эту новую организацию как неплохое прибежище: отсюда я мог противодействовать нацистскому влиянию у нас в стране и смягчать постоянные атаки на нас со стороны немцев.
Обвинитель: Так, так. По-вашему, выходит, что датско-немецкое общество было в действительности антинацистской организацией. Эта точка зрения для меня совершенно нова.
Тюне Якобсен: Удивляться тут нечему. И я, и другие члены правления общества прекрасно понимали, почему нас не уважали за нашу работу, почему мы подвергались новым и новым нападкам по радио и в нелегальной прессе. Не могли же мы громогласно заявить, что наша работа фактически была подрывной, направленной против немцев?