Помимо того защита очень основательно пыталась доказать, пользуясь документальными материалами, что действия обвиняемых никоим образом не противоречили действиям правительства и политикам ригсдага и что все происходящее во время оккупации развивалось в соответствии с давними традициями внешней политики Дании.
Теперь задача суда состоит в том, чтобы взвесить все эти утверждения и доказательства «за» и «против». Я лично хочу к тому же привести один пример, который наглядно покажет, какие трудности возникают при разбирательстве настоящего дела. Обвинитель говорил о датских рабочих, которые ехали в Германию на работу. Было доказано, что разными путями пытались раздобыть требуемую немцами рабочую силу, и нельзя не согласиться, что министерство иностранных дел недостаточно информировало население о действительных условиях в штрафных лагерях, куда попадали датские рабочие из-за малейшей провинности, как-то: пустяковые ошибки в работе или отказ выполнять ее. Здесь нам хотелось заметить следующее: Скавениус не мог открыто выступить с такого рода сведениями, не вызвав серьезных политических осложнений. В данном случае необходимо судить, исходя из положения страны в период оккупации, а не с точки зрения нормальных отношений в демократической стране.
Намного серьезнее другой пункт обвинения. Основанием ему послужило содержание циркуляра, направленного министерством труда и социальных дел социальному Комитету от 29 июля 1940 года. Бесспорно, что это послание дало социальным конторам некоторые полномочия производить давление на безработных, убеждая их ехать на работу в Германию, и я лично полагаю, что это послание имеет весьма сомнительный характер. Но когда обвинение огласило этот документ на суде, нельзя не обратить внимание, что он ни при коих обстоятельствах не отягощает вину кого-либо из трех обвиняемых, которые, вполне возможно, вообще не знали о его существовании, и в этом случае вся ответственность целиком ложится на министра, изготовившего это послание. Таким образом, здесь обвинение привело доказательства, подтверждающие лишь мнение защиты.
Открывая первое заседание нашего Суда, я специально подчеркнул, что на этом судебном процессе речь пойдет о главных политических линиях и что мелкие незначительные факты не подлежат обсуждению. Таково было мнение перед началом разбирательства, неизменным оно остается и в конце его. Я нахожу, что защищающая сторона права в своих рассмотрениях, полагая, что Суд обязан выявить общий политический фон тех лет.
Точка зрения обвинения: политика сотрудничества была чисто внешней, она дала возможность силам сопротивления в народе расти и крепнуть. Обвинитель не желает признать противоречия, имевшего место между политиками и движением Сопротивления. Политики сказали немцам «нет» в нужный момент, и, когда они ушли в отставку, начало активно действовать движение Сопротивления. Те усилия, которые правительство неустанно прилагало, чтобы обезвредить движение Сопротивления, в действительности были видимостью, дабы сбить немцев с толку и дать возможность и время укрепиться Сопротивлению.
Точка зрения защиты: никакого принципиального разногласия между политиками и неполитиками не было, ярко выраженное противоположение существовало между политическими кругами и народом. Под давлением движения Сопротивления 29 августа правительство вынуждено было уйти в отставку. По мнению защиты, правительство и политические партии можно упрекнуть в том, что они делали только вид, будто в стране соблюдается парламентарная демократия, хотя на самом деле ее не было и в помине. Уверяли всех в том, что парламентарная демократия цела и невредима, но при внимательном рассмотрении оказывалось, что оккупанты заправляли всюду, а правительство должно было — охотно или менее охотно — выполнять данные им приказы. Защитник указал, что такой метод правления был одним из опаснейших, так как создавал иллюзию относительной свободы, тогда как никакой свободы вообще не было. Это была игра, которую народ прекратил 29 августа.
Есть еще один вопрос, относительно которого суд обязан занять позицию, так как во время судебной процедуры он возникал, но периферийно и не обсуждался. Эрик Скавениус, давая показания Суду, спросил: а что стало бы с нашим промышленным потенциалом, если бы правительство не пыталось в своей политике любыми средствами избежать катастрофы.
Следует, вероятно, ясно представить себе последствия, если бы мы перешли к открытому сопротивлению оккупантам: наши города исчезли бы с лица земли, как это имело место в Польше, наши фабрики были бы до основания разрушены, наши дома сожжены, скот забит или угнан, а наш народ влачил бы жалкое существование в голоде и холоде, как это случилось с другими, покоренными немцами народами.