По пути на озеро и обратно он включал в машине радио с песнями, от которых у меня взрывался мозг. Некоторым даже подпевал. Но когда отец пел — он хотя бы не ругался. Я научилась ценить эти мгновения.
Ещё лучше было, когда мы добирались до озера.
Оно было круглым, с пологими берегами. Купальщики размещались вокруг него равномерно, не сидели друг у друга на головах. Более престижным считался противоположный, песчаный берег, а не наш, покрытый травой. Зато там, где песок, иногда бегали и плавали собаки. А у нас они не появлялись.
Пока родители раскладывали на берегу покрывала и сумки, намазывались кремом от загара, я входила в воду, отплывала чуть в сторону и ложилась на спину. Голоса моих родителей и людей на другом берегу были почти не слышны. Это был самый лучший момент дня! Я покачивалась на маленьких волнах и как будто всё дальше и дальше уплывала от проблем и людей, оставшихся на берегу.
Пока в воду не заходил изрядно прожарившийся на солнце отец, который не мог плавать сам по себе, ему обязательно нужно было устраивать с нами заплывы на скорость. После заплыва — обед, затем можно снова войти в воду и полежать на спине, а потом — дорога домой, под песни из радио. По дороге мы иногда заезжали в магазин и покупали продукты. Мы с мамой шли за покупками, отец и радио оставались в машине, и это тоже было неплохо. Если попадалась хорошая скидка, мы покупали что-нибудь вкусное к чаю.
Каждый день был похож на предыдущий. Пока отца внезапно не вызвали на работу. Он злился весь вечер, кричал и топал ногами, обещал уволиться, говорил, что и не подумает никуда ехать, пусть разбираются без него. Но утром, когда я проснулась, не было уже ни его, ни автомобиля.
Мы с мамой позавтракали, полили посадки. Солнце поднялось высоко и жарило изо всех сил. Где-то там, на озере, плескались счастливые люди. Отец позвонил с работы и сказал, что нервы у него на пределе, он заночует дома и вернётся завтра.
Не помню, чья это была идея. Может, даже и моя. Сходить на озеро пешком — ведь времени у нас хоть отбавляй, и прямо по тропинке гораздо ближе, чем в объезд по шоссе.
Дачный лес совсем не похож на тот, в котором я повстречала Генриха. Там полно светлых, залитых солнцем полян, много берёз, мало ёлок. Мы с мамой шли по широкой тропинке, утоптанной ногами сотен купальщиков. Нас ждало озеро, на котором мы собирались провести время до вечера. Там же и поужинать: продукты и скатерть мама несла в полотняной сумке, а в моём рюкзаке лежали наши полотенца и пляжный коврик.
Мы были уже недалеко от озера, когда из леса на нас выбежали два… мне кажется, это были ротвейлеры. Ни лая, ни рычания. Они стояли, готовые броситься на нас. И наверняка бы бросились — оба на меня, но я почувствовала привычное напряжение во всём теле, потом — нехватку воздуха, и чёрная дыра прошлого засосала меня в одно мгновение. Из светлого леса с ротвейлерами, которые могли броситься, а могли и нет, я переместилась в тёмный лес с Генрихом. Который — без вариантов — в очередной раз повторил свой фирменный захват.
А мама осталась там! К счастью, ротвейлеры не причинили ей вреда. Следом за ними вышла хозяйка с двумя детьми. Она очень извинялась, уверяла, что собаки воспитанные и смирные. Говорила, что просто боится ходить по лесу без охраны — одна, с малышами. Ну, вы же понимаете, в наше время. «А вы понимаете, что мы теперь будем бояться ходить в лес, где гуляете вы со своей охраной?» — спросила мама. «Не надо истерик, женщина. Вы своей агрессией их сейчас провоцируете. Собака зря кусать не будет», — ответила хозяйка ротвейлеров, взяла их за ошейники и гордо удалилась в сопровождении детишек.
Мама обернулась ко мне — а меня-то и нет!
Она принялась мне звонить — абонент не отвечал. Ну, ясное дело, в это время он был совсем в другом месте. Готовился к встрече с Генрихом.
Чёрная дыра выплюнула меня неподалёку от садоводства. В рюкзаке пиликал телефон. Я сразу ответила, и минут через десять или около того мы с мамой встретились на крыльце бабушки-дедушкиного дома.
Она подумала, что я испугалась собак и убежала, и попросила больше так не поступать. Если бы я могла! Раз — и запретить себе проваливаться. То-то было бы славно. Я умоляла маму, чтобы мы больше никогда, никогда не ездили и уж конечно не ходили на «наше озеро», внезапно ставшее «ротвейлеровым озером».