Последние его слова утонули в выкриках, шёпотах, переговорах и возгласах, слившихся в монолитный громкий шум, как в театре во время антракта.
Что ж, по крайней мере произвести неизгладимое впечатление нам удалось.
Несомненный успех.
А Йен в этом бедламе оставался абсолютно спокойным, холодным даже, хотя глаза у него сияли как два фонаря. И я, оглядываясь назад и прокручивая в памяти всё происходившее здесь с минуты нашего появления, внезапно осознала: да он же просчитал это. Пусть не с точностью до реплики, но направление беседы, отступления, ловушки, вмешательство Датура и нетерпение Крокосмии. Просчитал – и использовал, чтобы контратаковать в тот момент, когда этого не ожидает никто.
Включая союзников.
А самым удивительным была реакция толпы.
Фактически чародеи, которые собрались здесь – все пятнадцать тысяч, или сколько там их помещалось на трибунах, представители от каждой сколько-нибудь значимой семьи – пришли, чтобы понаблюдать, как казнят одного из садовников. Достаточно древнего, чтобы успеть насолить слишком многим; достаточно законопослушного, чтобы он позволил себя прикончить, когда до этого дело дойдёт. Когда наша компания ворвалась на Арену, нас попытались убить – ведь мы нарушили привычный ход вещей, обманули ожидания, причём действо уже приблизилось к кульминации… Йен сперва показал силу, потом намекнул, что не собирается использовать её против толпы, затем выдал несколько шуток, позволяя смеяться над собой – и в то же время влезая в доверие ко всем, к каждому, словно бы по-дружески обнимая за плечо и подмигивая интимно: ну как, приятель, скажи ведь – весело?
Иными словами, он изменил жанр спектакля, превратил драму в приключенческую комедию – и Эло Крокосмия с его амплуа, с его зловещим вытянутым лицом и пафосными репликами больше не вписывался в разыгрываемое представление. Он стал неуместным – а больше всего на сцене публику раздражает фальшь.
И симпатии стали медленно, но верно уплывать к нам.
– Альосо-и-Йедра напал первым, – отрывисто ответил Крокосмия.
Оправдываться в такой ситуации – уже ошибка, но молчать – ошибка вдвойне. По сути выбора у него сейчас не было.
– Разве? – Йен выгнул бровь. – Насколько я помню, первыми нас атаковали именно твои подчинённые, дружок. Сперва куклы, двое громил, которых ты послал за Урсулой, когда заметил её в кофейне – беззащитного медиума, не подозревающего о собственном даре. Когда куклы провалили свою миссию, ты пытал друга Урсулы, чтобы разыскать её, а затем убил его. Это ведь можно посчитать за «первый удар»? – елейно поинтересовался он. – Если нет, что насчёт твоего следующего хода? Ты вышел на любовника Урсулы и взял его в заложники, чтобы выманить её – вполне успешно, кстати. Вот тогда-то она и обратилась за помощью к садовнику, как и подобает любому из Запретного Сада, кто оказался в беде. Хорхе вызвался её сопровождать, но сначала он наблюдал – пока Урсула справилась с одним наёмником, затем с другим и почти что выиграла у тебя самого. И лишь тогда он вмешался…
– Вмешался? Альосо-и-Йедра пытался меня убить! – рявкнул Крокосмия, едва не кроша ногтями кафедру. – Если он считал, что я совершил преступление, то должен был вызвать меня в суд! Но он напал – вероломно, из укрытия, прикрываясь смертной женщиной!
Это было абсурдное заявление, перекручивание фактов, но он выпалил его с таким жаром, что на мгновение склонил весы доверия в свою сторону. В воздухе поплыл оранжевый туман – бледный, почти прозрачный, и запахло сладкими благовониями.
– Пытался убить? – очень тихо переспросил Йен, и многие инстинктивно подались вперёд, прислушиваясь. – Если бы Хорхе пытался тебя убить, ты был бы мёртв. Ты ведь сам сказал, что он заключил тебя в бесконечную библиотеку – что-то это не похоже на смертоносную атаку.
– Это было подлое покушение! – упрямо повторил Крокосмия.
И Йен словно бы задумался.
– Хорошо, – сказал он наконец, выдержав паузу. – Мы зашли в тупик. Полагаю, нам следует обратиться к экспертам, которые могут адекватно оценить силу Хорхе и с уверенностью сказать, можно ли расценивать его действия как попытку убийства. Суд позволит мне вызвать нескольких свидетелей? К Запретному Саду они в полном смысле слова не принадлежат, однако надёжность их суждений не подлежит никаким сомнениям.