Честно, я думала, что барабанные перепонки лопнут, но каким-то чудом пронесло.
– Громкий какой, – прокомментировал Йен и тыльной стороной руки вытер кровь с носа и с подбородка. – И метил в меня, гадёныш… Урсула, ты чего?
Я прижала к лицу ладони, сложив их лодочкой – закрыла, как маской; неосознанный жест защиты, попытка запихать в себя обратно и слёзы, и сбившееся дыхание.
– Если… если… – глухо произнесла я, не в силах выговорить всю фразу целиком за раз. – Если ты все проблемы решаешь так, я против того, чтобы ты был садовником! У… у-у… увольняйся.
А этот… этот нехороший чародей расхохотался.
– Не бойся, Урсула! – крикнул он, делая шаг вперёд с расставленными руками, словно хотел обнять и беседку-череп, и чудовище в ней, и весь мост заодно. – Я справлюсь!
Фея снова атаковала воплем, и голова у меня закружилась от звука. Когда я проморгалась и сумела выпрямиться, то Йен уже пробежал половину моста. Реальность точно плавилась; небо закручивалось по спирали против часовой стрелки, и сквозь чёрно-багровое безумие проступали бледно-голубые пятна, расползались, как тлеющие подпалины. Дальний край моста встал, как на дыбы, что-то полыхнуло – и вдали, как мираж, завиднелся город в лиловой дымке заката. Беседка накренилась и рухнула.
Существо взвилось над обломками – и ринулось к Йену.
Он замахнулся ногой, почти не целясь.
Попал.
Феечка вместе с кроссовкой улетела по красивой траектории и впечаталась в обломки беседки; их разметало по всему мосту, реку тоже оросило порцией каменной дроби, и вода утробно забулькала, глотая осколки. Я инстинктивно зажмурилась, пока оседала пыль, хотя до меня почти ничего и не долетело-то. А когда снова открыла глаза, Йен уже держал в руках небольшой фонарь, похожий на птичью клетку, и шёл ко мне, едва ли не светясь от удовольствия.
– Поймал! – объявил он ещё издали и счастливо рассмеялся. Волосы у него, взлохмаченные и длиннющие, аж до лопаток, выглядели сейчас, скорее, серыми от грязи, чем розовыми. – А ты сомневалась. Всего лишь фея, подумаешь!
Поле битвы вроде осталось за нами – дома на том берегу выглядели всё более реальным, и небо сделалось уже почти сплошь голубым, а река посветлела. Но чем ближе он подходил, чем тревожнее мне становилось, и вскоре стало ясно почему.
– Йен, – позвала я тихо, когда до него оставалось всего несколько шагов. – А чего ты такой маленький?
Сейчас он едва-едва доставал мне макушкой до бровей. Когда мы оказались друг другу вплотную, разница в росте стала ещё более очевидной, хотя я сама оставалась пока в облике пятнадцатилетней школьницы. Рубашка на нём уже очевидно висела, да и джинсы держались только за счёт того, что, похоже, сидели изначально в обтяжку, как леггинсы.
«Понятно, отчего ботинок тогда слетел с ноги», – пронеслось в голове.
– Забавно… Я думал, процесс будет идти чуть медленнее, – немного растерянно сказал Йен и поставил фонарь на землю, точнее, на мост. За прозрачно-зеленоватым стеклом и проволочным кружевом парил крохотный светлячок. – Фея задела меня ещё первым ударом, но я надеялся, что так скоро критические последствия не проявятся. Два, нет, наверное, три года за минуту – впечатляет.
Нервы у меня, откровенно признаться, сдали. Я стиснула его за плечи так, что кости едва не хрустнули, и хорошенько встряхнула, а затем выговорила едва ли не по слогам:
– А теперь объясни нормально, что происходит?
Он спокойно вывернулся, уселся, подвернув под себя ноги, и только затем ответил:
– О, ничего особенно. Я исчезаю, но это вполне поправимо. Наверное. Скорее всего.
Я плюхнулась прямо там, где стояла, чувствуя сильное головокружение.
– Йен. Завязывай с шутками, пожалуйста.
– А я не шучу. – У него дёрнулся один уголок рта, но глаза оставались серьёзными. Они выглядели сейчас просто огромными на детском лице, нежном, но отнюдь не наивном. – Урсула, пожалуйста, успокойся. Я пока здесь. Помнишь, я говорил, что эта фея ловко управляется со временем и пространством? Так вот, выяснилось, что с моим личным временем она тоже может смухлевать. Наверное, потому что я за последние дни успел несколько раз изменить своё тело. И был небрежен… – он резко замолчал и медленно выдохнул, глядя в сторону. – Интересные ощущения.
На вид ему было лет двенадцать. Если три года шли за минуту, тогда, получается, у нас оставалось… четыре минуты? А что потом?
Меня прошибло холодным потом.
– А что будет, если ты не успеешь разобраться с чарами прежде, чем станешь младенцем?