Даже если он простит ее, она не согласится на эго. Никогда.
После этого она еще меньше прежнего стала разговаривать с мужем. Но время шло и в спутанных мыслях ее назревало решение. Вся тревога ее скопилась, как призыв о помощи, и помощь была уже не за горами. Она сделалась достижимой для нее и уже не представлялась ей чем-то таким, чего даже представить невозможно. Она хотела уйти от всего, уйти прочь. Она только не знала, как взяться за это, как сделать это возможным. Когда она приходила в церковь, тревога ее иногда умолкала, и она склоняла голову при мысли о словах, слышанных от священника в то воскресенье, которое представлялось ей таким далеким, далеким прошлым. Но она не могла совсем успокоиться на этой мысли. В ней зарождалось упорство, по ее мнению, содержавшее в себе зародыш чего-то хорошего. Смириться, может быть, подчас и хорошо и справедливо, но иногда в смирении скрывается смерть или даже хуже смерти.
А этому она не хотела покориться. Это зло наложено на нее не Богом. Она сама его на себя накликала. Она рвалась прочь, прочь отсюда. В голове ее медленно зародился план. Но она никому не доверялась. Да и разве нашелся бы кто-нибудь, кто не отсоветовал бы ей? Она молчала и, идя как-то вечером одна по полям, где не поднималось вверх ни единое деревцо, где низкие, каменные стены заграждали нивы, и где за стеною беспредельно широко раскинулась сухая обширная степь, — она, вдруг почувствовала себя сильной, сознавая, что она одна только знает об этом и что никто, никто даже и не подозревает ее мыслей. И ей показалось, что в молчании скрыта вся сила ее.
Месяцы шли своим чередом, а она все точно ждала чего-то. Потом, как-то в сентябре вечером завернул первый мороз, но он тотчас же прошел, и на другой день воздух опять стал теплым, как и раньше.
Тогда она испугалась. Зима, долгая зима. Она знала, что ей не перенести зимы, и с трепещущим сердцем она поняла, что час настал.
Однажды утром она сказала мужу, что хочет идти к тетке. Кстати, она, пожалуй, справится о деньгах, которые посулил ей в приданое дядя, но которых они еще не получили. Что-то около тысячи крон. Муж немного опешил, но ничего не сказал. Разумеется, она может идти.
Она двинулась в путь, выбрала себе кратчайшую тропинку по полям, так что до тетки стало не больше полумили.
Сентябрьское солнышко свежо и ясно сверкающими лучами озаряло сухую, бурую почву; вереск покрылся полуотцветшими цветами, среди которых кое-где еще выглядывали запоздалые свежие цветы, а на полях рожь была уже сжата. Там и сям прошел уже плуг и разрыхлил чернозем для озимого посева нового года.
Эмма тихо и спокойно шла вперед. Иногда она останавливалась, чтобы перевести дыхание, когда ей приходило на ум, за каким делом она шла. Эти деньги, за которыми шла она теперь, и послужат ей средством к спасению. Это ее деньги, по честности и справедливости ее. Она имела право взять их, чтобы сделаться свободной. Иногда она смотрела вдаль, в сторону моря, где синий пояс окаймлял извилистый берег. Тогда она чувствовала, как что-то теплое приливало к груди, сжимало сердце, и глаза застилались слезами.
Но всю дорогу она мучила себя опасением, что ей, пожалуй, не удастся получить деньги. Она выдумывала про себя целую кучу вероятностей, вполне возможных, и ей казалось, что всякий, взглянув на нее, сейчас же смекнет зачем она пришла, догадается о ее мыслях. Она шла все вперед, но теперь это едва-ли зависело от ее решения. Она шла вперед потому, что уже сделала первый шаг и не хотела отступать, потому, что стремилась вперед, не могла и не хотела раздумывать до тех пор, пока не остановилась перед церковью и не увидала, как серьезно и торжественно прямая колокольня ее вырисовывалась в ясно-голубом воздухе. А напротив был дом дяди, ее дом, единственный родной ей дом.
Она тихо повернула замок у ворот и вошла во двор. Чудно́ было теперь проходить там, видеть цветочные клумбочки под окнами, маленький зеленый частокол, отделяющий сад от двора и, вообще, всю четырехугольную застройку с соломенными крышами на службах и с черепичной кровлей на жилом доме, этот тесный угол, который вмещал всю ее прошлую жизнь. Что-то больно, больно сжалось в груди при виде всего этого, и у нее явилось было желание зайти за дом в сад, чтобы помечтать на покое. Но это настроение сразу исчезло. Если она не получит денег? Если у дяди их не окажется дома?