Возвращение стража мельницы (по мотиву A Himitsu "Two Places")
... Тихонько журчит водопадик работающего колеса, все так же беспечно танцуют крошечные камешки, белые, точно песчинки снова вернувшейся луны...
Она осторожно заглядывает в зеркало воды и ручками лучика укрывает одеяльцем сияния... крошечного белоснежного юношу, с белыми оборками у щиколотки и локтей, с розовым воротничком и красными крошечными глазами, что теперь закрыты - он устал, наконец он вернулся домой... Соседки-жемчужинки, любопытные малышки глубин, приоткрыли окошки раковин, чтобы поболтать, расспросить его...
Но юноша молчал, стремительно уплывая вдаль глубины озерца старой мельницы, боясь словно опоздать не увидеть давно знакомые просторы: ступеньки колеса, занавес водорослей, танец белых песчинок; будто просил прощения перед ними за долгий путь, отделявший мечты от вспоминаний... Кто знает, сколько ошибок, слез и тревоги таили в себе эти белые складочки, что сейчас колыхались от легкого движения воды; причудливый циферблат колеса неумолимо отсчитывал секунды до пробуждения их хозяина?..
И наутро он откроет глаза и прикажет им обрадоваться, настроиться на бдительность, спокойствие, что были привычкой; но они не будут слушаться, они едва будут сдерживать маленькие капельки - последние сундучки надежд и того, некогда приятного и некогда звавшего сильнее всех на свете течения, жажды свободы, путешествия, нового, любви и почета...
Теперь он снова один, и не с кем ему делить все то, что... ожидало его и тут, в тихой воде круга работы мельницы, старой, но бесконечно родной, теплой; юноша напряг складочки, как только почувствовал первые лучи солнца - пора плыть, охранять ее простые и привычные, но все же неповторимые, близкие чудеса, что надежно сберегут его тайну...
Rhythm Of Snow (Ритм Льда) (по одноименной композиции Yagya)
"В последний раз!" - подумал Вальди и попробовал усмехнуться самому себе - все повториться, непременно... Или это только в его сознании он ожидает повторения? "Что за вопросы ты себе задаёшь?" - одернул себя юноша и стал натягивать ткань на вены, чтобы скрыть от зрителей покусанные руки. Если они перестанут верить в то, что морской лев хороший и милый, они его разлюбят... Его самого или зверя? Он не стал уточнять, искренне снова пробуя вспомнить своё счастливое лицо на фотографии, где он держал ещё малыша, с испугом и доверием прижимавшегося к нему. Он сам верил тогда, что эти чёрные бусинки глаз, точно смазанные блеском, будут всегда милыми и тихими. "Всегда" - слово потерялось среди череды сна и еды, тренировок - сначала увлекательных, потом капризных после... Дрессировщик едва не задохнулся от боли, что приносит сама догадка - от раздражения, безразличия и, может быть, ненависти.
Вальди с поспешной запоздалостью затянул коньки и дал команду униформистам поднимать ледяную платформу, мысленно ругаясь с директором цирка - ему и так нелегко, а он ещё придумал такой сложный номер. "Я люблю своего льва, своих зрителей!" - когда-то вдохновляющая и успокаивающая мантра не работала больше. С громогласным рёвом огромное животное поехало пузом по снегу на встречу восторженным крикам детишек, юноша быстренько взялся за страховочной канат, чтобы эффектно описать пируэт возле ластоногого подопечного. "Может, я никогда тебя не знал! - все продолжал свои мучительные размышления Вальди, поспешно вытаскивая из изящного кармашка рыбу и засовывая в жадный рот морского льва. - И ты никогда не нуждался во мне, так, порой, ради развлечения и рыбы!.. Я ненавижу теперь суши, ты знаешь?" - мысленно объявил он питомцу, похлопывая по жирной спинке.
Юноша дал знак - и зверь повиновался, скорее потому, что шёл за запахом любимого лакомства, вынуждавшего его потешно пятиться и танцевать на передних, задних ластах, крутить головой и выгибать спину, поднимать хвост и, чихать и моргать, показывать язычок, закрывать носик, пока его тонущий в меланхолии напарник удерживал равновесие и думал параллельно - вернее заставлял себя думать - о том, как б не навернуться вновь с размаху на спину, коньки делали свою скверную точностью физику; а толпа восхищённо аплодировала "силачу", что немного "протащил" массивное животное.
Вальди с облегчением спрыгнул с высоты и сделал поворот на льду, пока лев купался в шуме и светомузыке, в который раз оторвавших его от сладкой дремы и рыбы. Ухо юноши, украшенное изящной серьгой с бриллиантом, казалось, ловило этот ворчливый монолог ловившего мыльные пузыри носом млекопитающего: "Ты знаешь, я тоже устал от твоих иллюзий! С чего ты взял, что мне интересно кувыркаться перед тобой, дай рыбы и отвяжись!". Чтоб не заплакать, дрессировщик погладил его по усатой надутой мордочке, притворяясь, что это не его зубы опять кусают ему руку даже сквозь ткань. "Молодец!" - иронически-с надеждой прошептал он и, напрягая все своё искусство стоять на коньках, стал пятиться в крошечном и забавном танце, после откинув руку и закинув чуть голову с приятно вздёрнутым прямым носиком (иначе он б не смог увидеть глаза любимца, тем временем лениво выжидавшего своей части выступления на специальном пуфике для морских зверушек).
Терпение его, очевидно, закончилось давно, и теперь не стеснялось прямой конфронтации с хозяином - он зарычал и откинул предложенные ему для номера игрушки, завалившись и катаясь по льду. "Опять ты, после всего...» - бросился в безнадежно-безмолвное выяснение отношений Вальди, притворно обхватив руками голову, стараясь не помять начёс кудрявой стрижки. "Надо выкручиваться!" - скомандовало ему артистическое чутьё. Проехав круг с учтивым выражением лица, юноша осторожно прилёг рядом с морским гигантом, не зная, какие силы помогут ему вернуться в положение стоя. По залу зато прошёл вздох и крик умиления, все бросились их фотографировать; что незамедлительно вызвало новую пытку размышлениями: были времена, когда...
Ему не надо было надевать на себя аркан привязанности, он кормил, чистил, лечил морского льва с рвением, всеми радостными и тревожными стремлениями возвращаясь к нему, просто вынужденно отправляясь за покупками или договариваться с очередным цирком о их участии, каждое воспоминание о чёрных, порой сердитых, шерстинках его вызывало отцовское снисхождение, но...
Сейчас он со стыдом и болью мечтал о сделке с зоопарком или дельфинарием (он не может больше быть с ним, если он не делает его счастливым!).