"Это написано вчера! - охнул он от своей прескверной дедукции, его лицо искривилось злостью, он едва не съедал королеву стальным взором, шипя - Может быть, объяснишься?! Я её держу на свете, кормлю, одеваю... Да ты ничто без меня!!! Это... Это твой любовник, при мне?! Говори!» - он снова надрывал глотку, аж во рту черно было.
"Не могу!" - сказала она, бросив на меня взгляд, точно на прощание ("Простите меня, Сэр Сойка!").
Дальше я... Долго-долго плакал над её локонами, по которым стекали грустные алые капельки, навсегда уносившие её взгляд, улыбку и сердце...
И страстно хотел, чтобы все это нам лишь привиделось, дивной сказкой, слова которой я помню и сейчас: "в одном далеком королевстве..."
Прощание с ареной
Вновь приходится уходить за кулисы….
А что, там ждет? Да, в общем, ничего интересного,кроме разбитого трюмо, черно-белых плакатов успеха молодости и… подожженной куколки клоуна в таком же наряде, как у меня…
Что она говорит? Наверное, то, что ей было очень страшно снова и снова забираться на канат, что натянут под куполом цирка и нелепо играть роль единственного противовеса воздуху. Она четко видела, как натянуто охает публика в момент моего особо суетливого и отчаянного шага.
Шаг – это не просто слова… Это уже арена, с которой почему-то уже больно прощаться, несмотря на все ее метания ножами в шар,который я катил ногами для развлечения публики.
Она, конечно же, порою проникалась уважением к моей душной работе и благодарила за «опасный и изящный труд».
А я смеялся на эту благодарность, ведь отчетливо слышал позади себя насмешки, гласящие сплетни о «клоуне-придурке, который содержит в ободранной комнате сестру-наркоманку».
Сестра… Так рано повзрослевшая и ставшая испепеляющей все живое в себе эгоисткой сестричка, я до сих пор жду, когда ты откроешь обшарпанную дверь комнаты и скажешь: «Эй, ты! Отдай деньги! Мне на таблетки надо!.... И не смей снова цедить бред о их опасности!... Мне плевать на твое мнение!...». Ноты ушла…
И будто оставила этим лучик надежды, так долго нежелающий угасать… А его упрямо поливали черными красками отчитывания владельца цирка и ором коллег, просто высасывающим все соки и окрашивающим обязанность убирать за цирковыми лошадьми и пантерами в райскую благодать….
Ею ехидно меня и так смутно пытались приручить,превратить еще в одну обезьянку на поводке (или неухоженную марионетку), а ядумал, что это – светлые искорки судьбы, которых еще и звать надо, умолять,чтобы они были с тобою подольше (при твоей судьбе) – предоставляли ветхую подстилку возле клетки волка-нервного полуночки, точно не дающего забыться отравляющей дремой, куском гнилого хлеба и будто канализационной водой.
А все это волшебным образом сменилось на… сказочные сладости и золотую кроватку в облачках! Как ни банально это звучало, но потому,что я обрел свою настоящую, живительную и согревающую среди масок и режущего смеха жизнь, свое небо, звезды, солнышко…
Оно играло лучиками под облезлым куполом на трапециях и канате, на обшарпанной арене среди тухлого железа. Да еще не мог я глаз отнего оторвать – такого светлого, маленького солнышка, одетого в утонченную юбочку и кофточку с камешками…
Они – уже почти ничто, по сравнению с тем, как оно улыбалось, словно брызгало живительными лучиками на этот мир пресных кулис. А какие дивные мысли были у него! Одну я до сих пор вспоминаю с особым чувством тоски и ощущением пустоты: «Ты же знаешь, что таких милых, и совсем не искусственных, как ты нельзя не любить!... Не грусти, все еще тебя полюбят ипоймут, что ты – хороший, тебе нужен друг!...».
«Друг»… Марево ли ты, усыпляющее успокаивающее и утешающее ли ты видение? Почему я так вдруг ощущаю, и снова что-то предельно щемящее мне душу… уходит; тихонько утерев слезы, испуганно спрятав улыбку за …несколькими внезапно и слишком пугающими, долго текущими красными ручейками!
Они, наверное, снова подняли солнышко… не под купол нашего постылого цирка, а куда-то далеко в небо, где оно снова сияет вдали от грязи и пыли, эхом все зовя меня к себе!... Как сильно, нестерпимо мне больно от осознания этого, я все не могу без маленького милого солнышка, хочу вернуться к нему…
Я вновь ухожу за кулисы, во тьму… Мне уже милее мрак и непролазная темнота, чем тот яд, которого не дают змеи – они-то более честные ипростые, не будут мучит и умащать ласковыми несуразными играми звуков…
Я устал от них, мне все мерзко… Впрочем, как это дивно! Я должен был давно уйти… Но тогда меня держала сестра, тогда я все еще ждал и любил солнышко!
А сейчас… Я снимаю свою накрашенную улыбку, она меня уже не спасает и не кормит… даже не хлебом, а верой в то, что живу не зря…
Я больше не в цирке, я ухожу от него… от его темных кулис, навстречу маленькому солнышку