Каутский не только «причесывает» Маркса, он замахивается и на большее. Каутский хотел кардинальным образом «поправить» Маркса, навести «порядок» там, где ему почудился «хаос». И он перекраивает всю рукопись, сводит весь ее логический порядок, который ему недоступен, к единой простейшей «системе» – хронологической. И тем самым калечит рукопись.
Правда, и в таком искалеченном виде публикация ранее неизвестного произведения Маркса вызывает восторг у многих революционеров: ведь конечно же Каутскому не удалось испортить все. Ленин широко использует богатейший материал впервые опубликованной работы Маркса. Он характеризует ее рассуждения как «замечательно глубокие», «гениально ясные». Ленин видит в них подтверждение некоторых своих теоретических выводов, которые он сделал до появления в свет этой работы Маркса. Так, при переиздании своего труда «Аграрный вопрос и „критики Маркса“» Ленин в примечании отмечает совпадение своей точки зрения на абсолютную ренту с точкой зрения Маркса, ставшей известной Ленину уже после того, как он написал эту работу.
Каутский многие годы держал под спудом казавшуюся ему не столь уж важной рукопись Маркса. А Ленин, познакомившись с «Теориями прибавочной стоимости», немедленно пускает в оборот новые идеи, обнаруженные им в этом IV томе «Капитала». Владимир Ильич то и дело цитирует эту работу Маркса, применяет ее в борьбе с критиками Маркса и Энгельса.
Рукопись Маркса была в числе тех, что Институт Маркса и Энгельса получил из берлинского архива германской социал-демократии. Она состояла из 23 тетрадей, которые архивисты-марксоведы называют «Большой серией». Эту серию и предстояло расшифровать Брушлинскому и Прейсу, когда им поручили подготовить к изданию IV том «Капитала».
Конечно же ученые начали с исследования текста самой рукописи. В течение двух лет им доставляли из Центрального партийного архива фотокопии листов рукописей IV тома «Капитала». Лишь в редких случаях, когда какое-нибудь слово было совсем неразборчивым или когда для уточнения времени создания Марксом какого-то отрывка надо было изучить фактуру бумаги, на которой он был написан, исследователи спускались в святая святых архива – в его знаменитые комнаты-«сейфы». Здесь надо было просмотреть искомое место максимально быстро – так, чтобы в наименьшей степени повлиять на установленный в хранилище режим температуры и влажности. По инструкции, действующей в архиве, «посторонние» допускаются в хранилище только в крайнем случае. Обычно хранители архива, скрепя сердце, идут на такие исключения. Но для Брушлинского и Прейса двери комнаты-«сейфа» открывались легко: хранители архива понимали, сколь важная работа проводится двумя исследователями.
Первое поверхностное прочтение рукописи оказалось архитяжким трудом. Маркс писал «Теории прибавочной стоимости» торопясь, скорописью, подгоняемый желанием скорее изложить на бумаге теснившиеся в голове мысли. У Брушлинского и Прейса не было наставника, который мог бы обучить их дешифровать почерк Маркса. Постигали эту науку сами, с помощью старейшей научной сотрудницы института Нины Ильиничны Непомнящей, о которой речь пойдет особо.
Сам Маркс, понимавший, что даже ему будет трудно разобрать свои записи, сделанные в десятках тетрадей, иногда составлял «ключи» к ним. Так, например, он написал «Указатель к семи тетрадям», «Рефераты к моим собственным тетрадям». К «Теориям прибавочной стоимости» он тоже оставил некоторые «ключи». Все листы 23-х тетрадей он пронумеровал. На обложке каждой тетради сделал ее оглавление. Многие тетради прямо или косвенно датировал. Но все равно внутренняя связь отдельных записей воспринималась затрудненно. Дело в том, что Маркс, записав некую мысль, мог сделать и делал пространное отступление от нее и лишь через несколько тетрадей вновь возвращался к этой мысли. Запись носит таким образом не плавный, а «зигзагообразный» характер. Нашим исследователям надо было поймать нити единого логического повествования. Для этого мало расшифровать текст рукописи, надо было глубоко проникнуть в ее содержание.
Два года ушло у Брушлинского и Прейса на первичное прочтение рукописи. В результате был составлен «проект проспекта», в котором исследователи излагали свое мнение по поводу того, в какой последовательности должны быть напечатаны записи, сделанные в различных тетрадях «Большой серии».
Удача или неудача «проспекта» во многом определяла судьбу всего издания. На многое посягнули Брушлинский и Прейс. Они не приняли схему прочтения рукописи, предложенную довоенными подготовителями тома. Оба они были философами, а рукопись до тех пор считалась предметом исследования экономистов. Оба были к началу работы над рукописью IV тома учеными не столь уж известными в широких научных кругах.