Но минуют еще десятилетия. И вот в ноябре 1964 года на парижский коллоквиум, посвященный I Интернационалу, приезжают историки, большинство которых отнюдь не коммунисты. В Париж из США, Японии, Англии, Италии, Бельгии, Голландии, Швеции, Швейцарии и Уругвая прибыли представители общественной мысли самых различных оттенков. Дух Интернационала, теория Маркса воплотились в дела целых народов, и отрицать их теперь невозможно. Можно лишь еще пытаться извратить их смысл и значение. И в острой, хотя внешне весьма академичной, дискуссии на коллоквиуме, борясь с попытками принизить роль Маркса и Интернационала, приняла участие Ирина Алексеевна Бах.
I Интернационал и деятельность в нем Маркса – главная тема многолетних научных исследований Ирины Алексеевны. Закончив Женевский университет в 1925 году, приехала она в Москву. В памяти еще звучали слова подлого восторга тех, кто приветствовал фашиста Конради, убившего Воровского – советского посла в Швейцарии. Профессора и студенты говорили ей: «Неужели вы поедете в этот большевистский ад, Ирэн?» Она поехала. И стала работать в Институте Ленина.
Знание европейских языков было первой «форой» перед другими молодыми работниками института: ей сразу поручили искать в комплектах иностранных газет статьи и выступления Ленина, проверять, печатались ли они на русском языке.
Она работала в библиотеке института. А где-то рядом, на тех же ярусах большого читального зала, тем же, что и она, был занят поэт Борис Пастернак, оставивший об этом строчки в поэме «Спекторский»: «Меня без отлагательств привлекли к подбору иностранной Лениньяны». Вслед за работой над Ленинианой молодой сотруднице института поручили проверять и составлять именной указатель к VIII тому третьего Собрания сочинений Ленина. Том этот был главным образом из произведений, писанных в период реакции – в 1908 году. Многие из людей, упоминавшихся Лениным как дезертиры революции, отошли от политики и нарочито неприметно проживали в старинных особняках глухих московских переулков. Ирина Бах ходила по квартирам и получала сведения для будущих примечаний из, так сказать, первых уст – от людей, удивленных и даже несколько испуганных тем, что о них вспомнили. Она знакомилась с персонажами, которых история убрала с авансцены за кулисы, убрала потому, что они не поняли смысла ее событий, не уловили ее уроков.
Потом Институт Ленина был слит с Институтом Маркса и Энгельса. Ирина Алексеевна попала в сектор Интернационала, которым руководил неистовый венгерский революционер Бела Кун. Заместителем у него был Марк Зоркий, марксовед, ставший учителем Ирины Бах, прививший ей любовь к истории Интернационала.
Вот уже более тридцати лет, как она занимается этой историей. Нет Зоркого, вступившего в ряды московского ополчения в первые дни войны и погибшего в боях с фашистами. Но есть целая школа советских марксоведов, воскресивших день за днем (конечно, еще с некоторыми пробелами и пропусками) деятельность первого великого объединения рабочего класса и титаническую работу, которую вели в Международном Товариществе Рабочих Маркс и Энгельс.
Какое это имеет значение сейчас, спустя сто с лишним лет после организации Интернационала, в эпоху, столь отличную от той, когда в Женеве, Лозанне, Брюсселе, Базеле – в тихих городах Европы, еще не ощутившей приближавшееся дыхание пролетарской революции, собирались конгрессы Товарищества?
В отличие от философов и экономистов, осмысливающих теоретическое наследие основоположников научного коммунизма, Ирина Алексеевна посвятила себя главным образом изучению организаторской и пропагандистской деятельности Маркса и Энгельса. Дела гениев человечества по международной координации усилий пролетариата, по созданию политических партий рабочего класса, их непревзойденное умение диалектически анализировать каждый зигзаг исторического процесса и наилучшим образом использовать ситуацию для достижения целей Интернационала и поныне имеют великое значение – принципиальное и практическое. И советские ученые многое сделали, чтобы историческая наука об Интернационале базировалась на строго выверенных фактах.
Концепций о тактике Маркса и Энгельса в Интернационале еще сравнительно недавно существовало множество. Концепции эти порой страдали и предвзятостью, и недостоверностью. Подлинность факта, к которой так строг был Маркс, сотни страниц перечитывавший, десятки запросов рассылавший, чтобы установить полную достоверность тех фактов, которые он обобщал в своей теории, ценилась не всеми. Была бы концепция, а если в ее рамки не укладываются некоторые факты, тем хуже для фактов, проповедовали иные.