Познакомилась она с ним в день похорон Ленина. Павел Александрович выступал на университетском траурном митинге – разволновался, разгорячился и слег. Ее и выделила общественность за ним ухаживать, как бывшую фронтовую медсестру, которой можно доверить здоровье старого революционера.
Выходила Юлия Павла Александровича – не только хорошей сиделкой оказалась, но и преотличной слушательницей. Эти два персонажа в ней постоянно боролись. Один так бы и слушал без конца Павла Александровича, но другой приказывал: прекратить долгие собеседования, вредные для больного.
А рассказывал Павел Александрович о далеких, но близких ее сердцу годах – своем студенчестве, когда он и приобщился к революционной работе. Шел тогда ему только девятнадцатый год, но в среде московских студентов почитали его чуть ли не старым революционером. Как так?
А вот так. Родился Павел Аргунов в Восточной Сибири, в Иркутске – центре каторжного по тем временам края, где томился в те годы Чернышевский, куда ссылали всех бунтарей духа: и «охотников» на царя – народовольцев, и польских повстанцев, и религиозных еретиков. С малых лет пропитался Павел бунтарским духом. Но за способности в гимназическом учении был послан на казенный кошт, с выделением восточносибирской стипендии, в Московский университет на медицинский факультет. Здесь сразу стал Аргунов одним из вожаков сибирского землячества – самого революционного из всех землячеств университета.
Поступил Павел Аргунов в университет в 1881 году. Был тот год особым для революционной России. 1 марта в Петербурге народовольцы убили царя-«освободителя» Александра II. Последовавшая казнь народовольцев, разгром их движения, молчание народа, на который убийство царя не оказало ожидаемого террористами зажигательного воздействия, – все это заставило передовую молодежь задуматься: каким путем идти дальше?
…Почти ничего не осталось у Юлии Александровны после смерти Павла Александровича, случившейся в 1944 году, ничего из многочисленных документов, которые хранил он о годах своей революционной молодости. Жили они перед войной в Феодосии, спешно эвакуировались из нее накануне захвата гитлеровцами Крыма, оставили в городе и библиотеку редких книг, и папки редчайших документов. Только самые важные документы захватил в портфель Павел Александрович, да и его потерял на страдных путях-дорогах эвакуации. Сохранилось только то, что лежало в сумочке Юлии Александровны – несколько фотографий молодого Павла Александровича. Чудом как-то еще сохранилась книга, написанная Павлом Александровичем в Шушенском, – «Очерки сельского хозяйства Минусинского края». Да еще бережет она переснятые в Ленинской библиотеке статьи Павла Александровича из различных сборников и журнала «Каторга и ссылка».
Но сохранился еще один уникальный документ, который позволяет точно представить события необычайной жизни Павла Александровича Аргунова. Документ этот – автобиография, написанная при подаче заявления о вступлении в Коммунистическую партию. Заявление это он подал в 1943 году, за несколько месяцев до своей смерти.
К вступлению на склоне лет в партию Павел Александрович отнесся как к важнейшему шагу жизни. Самому себе было трудно объяснить, почему он решил сделать этот шаг так поздно, хотя десятки лет был подлинным марксистом, борцом за дело Маркса – Энгельса – Ленина. И автобиографию при подаче заявления он изложил не как обычно, на одной-двух страницах, а очень подробно. Вот этот единственный документ о 60 годах революционной работы Павла Александровича и сохранила как священную реликвию его жена, поставившая своей целью рассказать возможно большему числу людей об одном из тех, кто стоял у истоков марксистских организаций России. Этот документ и дала мне Юлия Александровна, буде я захочу писать о Павле Александровиче.
Вот что писал П.А. Аргунов о том 1881 годе, на котором остановился мой рассказ:
«После разгрома революционного народничества в сердце России, Москве, казалось, все замерло. Но на периферии Московской области уже был слышен приглушенный ропот рабочих. Эти молекулярные движения в рабочей среде рефлекторно передались чуткой части революционного студенчества университета, Высшего технического училища, Петровской сельскохозяйственной академии и других». И несколько далее в той же автобиографии: «Для нас, тогдашних московских студентов, субъективно появилась потребность выработать в себе какое-то новое отношение к действительности, новую программу действий. Объективно же – и это теперь особенно ясно – такие устремления диктовались доходившим до нас пульсированием рабочих настроений вокруг Москвы: Морозовская и другие стачки 1885 года объяснят многое, бывшее неясным в ту пору.