Поэтому я говорю: — Я понимаю, как никто другой, как больно наблюдать, как тот, кого ты любишь, находится с другими людьми, — я делаю паузу. — Но ты не можешь любить ее по-настоящему...
— Я знаю ее больше двух лет, — говорит он. — Я провел с ней чертовски много времени, Ло. Мы через многое прошли вместе, так что да, я влюбился в нее.
Я оглядываюсь через плечо на девушек. Лили обхватила своими тонкими ручонками высокую сестру, а Дэйзи плачет, намочив футболку Лили. Я оборачиваюсь к Райку, но он все еще смотрит на Дэйзи.
Его выражение лица — это не просто забота о ней. Я помню, как он сочувствовал Дэйзи несколько лет назад, в Канкуне, помню, как Райк объяснял, что их воспитывали похожие матери. Но это сочувствие, предназначенное только для одного человека в твоей жизни, такое, которое некоторые люди могут даже никогда не почувствовать. Это просто написано на его лице.
Как бы странно это ни казалось, так оно и будет. Я не собираюсь разлучать двух людей, которые любят друг друга. Я бы не стал делать этого намеренно.
Когда он снова обращает на меня внимание, то говорит.
— Ты можешь оставить меня здесь, — страстно говорит он, — но я найду способ вернуться. Я не могу оставить ее, и я не оставлю тебя, как бы сильно ты, блять, ни отталкивал меня, — его глаза излучают это встревоженное спокойствие, оксюморон, который я могу понять. У меня был такой же взгляд в отношении Лили.
— Насколько было больно? — спрашиваю я.
— Что именно?
— Смотреть на нее с другими парнями.
Он вздрагивает, словно из него выходит воздух. После небольшой паузы он говорит: — Было ощущение, что кто-то топит меня в гребаной соленой воде и поджигает.
Я почти слабо улыбаюсь ему.
— У меня было также, — я выравниваю дыхание. — Мне нужно немного времени, — чтобы привыкнуть к ним. Как к паре. Боже. Это чертовски странно. — Но я не собираюсь снова тебя бить. Так что наслаждайся этим.
— Спасибо, — говорит он.
Я киваю.
— Я бы хотел, чтобы ты влюбился в другую, блять, девушку, — я буду желать этого каждый день, когда мой отец попытается использовать Дэйзи, чтобы добраться до Райка. Просто чтобы попытаться наладить их отношения. Джонатан Хэйл сделал бы это в одно мгновение. Может быть, Райк еще не понимает этого.
— Мне жаль, — говорит он. — Мне правда очень жаль. За ложь.
Я пожимаю плечами.
— Ты не хотел, чтобы тебя ударили, — что было, то прошло. Я хочу начать все сначала. Может быть, после этого у нас обоих будет больше доверия друг к другу.
— Нет, — говорит он. — Я не хотел причинить боль тебе.
Я знаю.
— Я переживу это. Просто... дай мне чёртово время, — я подхожу к девушкам, которые жмутся друг к другу, разговаривая, в то время как Дэйзи трет глаза тыльной стороной ладони. В своей рубашке на пуговицах, чистой и не запыленной, в отличие от нашей одежды, Коннор наблюдает за нами с бесстрастным лицом, которое я не очень хорошо понимаю.
И я не чувствую своего брата позади меня.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь спиной к Коннору. Красноватые следы вдоль глаза Райка начинают окрашиваться в фиолетовый цвет, вызывая у меня бурю эмоций. Я сожалею. Я все еще не уверен, что он когда-нибудь обратится к прессе, чтобы поручиться за нашего отца, за меня. Но мне действительно жаль, что мое существование причинило ему столько боли.
Он жил ублюдочной жизнью, в позоре и бегах, все это время. А я даже не знал об этом.
Он, должно быть, читает это в моих глазах, потому что медленно подходит и становится рядом со мной. Мы начинаем идти вместе, к остальным. И я протягиваю руку и кладу ее ему на плечо.
Он вздрагивает сначала, удивленный таким принятием.
Но потом гладит меня по затылку, грубо взъерошивая волосы.
— Я рад, что ты меня ударил.
— Почему? — спрашиваю я.
— Не многие люди могут противостоять мне, — потому что он внушает страх, и если он хочет скрыть свои проблемы, никто не настолько глуп, чтобы пойти против него, просто чтобы эти проблемы всплыли на поверхность. — Я рад, что ты это сделал.
— Я знал, что ты не ударишь в ответ, — говорю я. — И не похоже, что это был совершенно бескорыстный поступок.
Он закатывает глаза.
— Неужели ты не можешь просто принять комплимент и не превратить его в самобичевание?
— Может быть, когда-нибудь, — говорю я. Но не сегодня. Я похлопываю его по плечу, а затем опускаю руку.
Сейчас я чувствую с ним больше покоя, чем за последние годы. Нам понадобились кровь и жаркая пустыня, чтобы достичь этого.
Я почти могу снова дышать.
61. Лорен Хэйл
.
2 года: 03 месяца
Ноябрь
— Отойди от окна, Дэйзи, — говорю я резко. Она прижимается лбом к стеклу и хватается за дверную ручку, выглядывая из машины насколько может. Но ее взгляд перекрывают камеры, которые пытаются запечатлеть нас через тонированные стекла. Папарацци заполонили Эскалейд моего отца, припаркованный у тюрьмы. Мы снова в Филадельфии.
Андерсон, водитель моего отца, бездельничает на переднем сиденье, пока мы ждем возвращения отца и, надеюсь, брата.
Не так давно Райк в одиночку взобрался на три скалы в Йосемити и не упал. Всё, чего я хотел, — чтобы он выжил, и он выглядел уставшим, но довольным, когда спустился. Я гордился им.
А теперь ему пришлось вернуться домой в это дерьмо. Жизнь в большинстве случаев отстой.
— Я не должна туда заходить... — дрожащим голосом признается Дэйзи. Она хочет вызволить Райка из тюрьмы, но у нее ни черта не получается. И у меня тоже. Мой отец, однако, обладает большей властью, чем мы. Нам просто нужно набраться терпения.
Я раздраженно потираю губы. Просто из-за ситуации, в которую мы попали.
— Райк хотел, чтобы ты поехала домой с Коннором и Роуз, поэтому я не могу представить, что он будет счастлив, если увидит, как ты заходишь в тюрьму.
— Я знаю, — бормочет она, быстро вытирая слезинку.
Я морщусь, мне совсем не нравится, когда она плачет. Я уже чувствую изменения в отношениях с Дэйзи с тех пор, как она стала девушкой моего брата. Раньше она была для меня как младшая сестра, но теперь, когда Райка нет рядом, я чувствую себя более обязанным по отношению к ней. Как будто я должен быть той силой, которая будет оберегать ее, когда его нет. Он сделал бы то же самое для Лили, и я с легкостью принял эту роль. Я похлопываю по кожаному сиденью рядом с собой.
— Пересядь.
Дэйзи неохотно отстраняется от окна, собираясь перебраться на центральное сиденье.
— Не так далеко, — говорю я, пока она не долезла до середины. — Камеры могут заснять тебя через лобовое стекло, — так она будет заслонена передним сиденьем.
Она кивает, ее глаза опухли от слез. Слезы засохли на ее лице, даже на левой щеке с длинным шрамом. Он уже не такой красный, как раньше, но всегда будет заметен.
— Я ненавижу свою маму за то, что она так с ним поступила, — тихо говорит Дэйзи.
— Да, — говорю я, откидывая голову назад, — Саманта Кэллоуэй — не яркий лучик солнца, — я думаю обо всей той боли, которую она причинила Лили своим жестоким молчанием и холодным отношением. А теперь еще и тем, что она сделала с Райком, который совершенно невиновен...
— Нет, я действительно, действительно ненавижу ее, — плачет Дэйзи злыми слезами, повернув голову ко мне. Боже. Это страшно — видеть злобу на лице девушки, которой она никогда не была свойственна. — Я ушла из модельного бизнеса, и вместо того, чтобы смириться с этим, она обвинила Райка и сделала это, — телефон зажат в ее дрожащей руке. — То, что говорят люди... все это ложь. Ты ведь знаешь это, правда?