Но инспектор не сдавался, он снова засел за учебники и справочники. Узнал, в частности, что в деревне Амитхилл, в 60 километрах от Лондона, есть памятник всё той же Екатерине Арагонской. Приехал туда. Действительно, стоит на краю деревни, в заброшенном парке десятиметровая стела, увенчанная мраморным крестом.
Чутьё подсказало инспектору, что копать, где попало, как он делал раньше, не стоит, а надо хорошенько осмотреться и подумать. Целый день, от восхода до заката, он ходил вокруг памятника и думал. Между тем солнечная тень от каменного креста, похожая на чёрную стрелку, передвигалась по земле.
«Не это ли указатель места клада?» - подумал Джонсон и вспомнил, что в книге «Золотой конь» один раз упоминается (по какому-то, не помню, поводу) точное время: 2 часа 45 минут пополудни.
Но уже наступил вечер. Джонсон переночевал у памятника, с трудом дождался наступления дня и, когда его часы показали 14:45, вбил в землю колышек на том месте, куда падала тень от креста. «Теперь или никогда!» - твердил он, орудуя лопатой.
- Ура! (Или как там по-английски?). - Лопата звякнула, и, отбросив её в сторону, кладоискатель принялся разгребать землю руками. Ещё несколько минут - и статуэтка была извлечена на свет. Вот он, золотой конь, стоящий на задних ногах, передние вознесся в воздух!
На другой день писатель получил от инспектора телеграмму из трёх слов: «Я нашёл его!». Томсон ответил двумя: «Он ваш!». А позже послал ему и свою книгу с автографом. Так что у Джонсона появилось два золотых коня.
- Выдумки всё это, - отмахнулся Саныч. - Послушайте-ка лучше правдивую и смешную историю про здешнее дикое племя. Это было давно, когда Владивосток ещё только зачинался...
Пришёл сюда винтовой клипер «Абрек», на коем держал свой флаг командир Сибирской флотилии и начальник всех портов Восточного океана контр-адмирал Казакевич Пётр Васильевич. Корабль пришёл из залива Святой Ольги, где адмирал проводил инспекцию поста, а заодно узнал про новое, доселе неведомое учёным тузёмное племя.
Как только командир Ольгинского поста унтер-офицер, как бишь его, забыл фамилию, завидел на рейде клипер, так сразу смикитил: начальство пожаловало, значит, смотр всему его воинскому хозяйству будет. А его команда, солдаты, то есть, за четыре года поизносилась донельзя, форменная одёжа превратилась в лохмотья, ходили кто в чём, вместо разбитых казённых сапог летом носили лапти, а зимой медвежьи унты... Как можно показать команду в таком непотребном виде? Никак нельзя!
Ну, пока лодка с адмиралом Казакевичем шла к берегу, шельма унтер-офицер придумал-таки, как найти ему выход из этого положения. Он быстренько собрал своё малое войско, оглядел его и отобрал у всех воинскую форму - что у кого сохранилось: у одного бескозырную фуражку, у другого ремень, у третьего боле-мене сносные сапоги... Этой амуниции хватило, чтобы обрядить всего двух человек.
- Остальным сховаться в кущах, - сказал унтер, - и ни в коем разе не показываться на глаза его высоко-дицтву!
Адмирал сошёл на берег и был встречен, как положено. Он остался доволен отменным порядком и бравым видом солдат. Правда, спросил:
- Но почему их только двое? Ведь у вас по списку нижних чинов числится десять душ...
- Остальные, ваше высоко-дицтво, на работах: лес валят, избу рубят, зверя добывают для пропитания.
- А-а! Ну, добро.
Казакевич осмотрел пост и собрался уезжать обратно на свой корабль. Провожая адмирала, командир поста крикнул, как полагается по уставу:
- Сми-и-рна!
Тут кущи раздвинулись, и всё полуголое Ольгинское воинство разом выскочило и встало во фрунт! Грязное, комарами покусанное, морды опухшие, глаз нет - щёлочки...
- Это кто такие? - строго спросил адмирал.
Шельма унтер и тут выкрутился. Не моргнув глазом, доложил:
- А это, ваше высоко-дицтво, местные жители, туземцы, то ись...
- Как же называется сие племя?
- Прозываются они... э... ланцепупы!
Откуда он взял такое название - не ведаю!
- Странно. Не слыхал о таких... - сказал Казакевич и уехал.
И вот словцо это «ланцепупы» перекочевало к нам во Владивосток и как-то само собой прилепилось ко всем воякам - не только к нижним чинам, но и к господам офицерам. Не ко всем, конечно, а к тем, которые от службы отлынивают и всяким непотребством занимаются...
Мой приятель служил в денщиках у одного такого. Военный флотский врач Леопольд Крюгер, хоть и немчура, но был большой шутник и озорник. У него была компания охальников под стать ему - холостые офицеры, чиновники, приказчики и даже один поп-расстрига. Об их загулах и чудачествах судачил весь город.