— Просто бизнес.
Мы оба знали, о чём нельзя говорить в открытую. Это помогало нам спасать задницы от тюрьмы.
— Всё в порядке. Ты же знаешь, что бы это ни было, я помогу.
— Я знаю.
— Только позвони.
— Позвоню. Позже.
Двери распахнулись, открывая парадную дверь моих родителей, и я вошёл без стука.
— Мам? Пап?
Мама вышла из кухни в фартуке, в муке и с фирменной улыбкой.
— Эштон, что ты здесь делаешь?
Я наклонился и поцеловал её в щёку, когда она обняла меня.
— Мне надо поговорить с папой.
Она отступила назад и упёрла руки в бёдра.
— Хоть бы раз приехал просто, чтобы увидеть меня. Дай угадаю — бизнес.
Я засмеялся. Как бы много она не ворчала, мама знала, как всё работает. В конце концов, это был бизнес отца, который позволял ей жить так, как она любит. Тем не менее, это не означало, что она любила говорить об этом.
— Да, бизнес, но мне нужно поговорить и с тобой. Просто сперва надо поговорить с папой.
Она просияла.
— Я смогу с этим смириться. Буду на кухне, когда ты закончишь.
— Спасибо, мам.
Несмотря на то, что у неё были возможности нанять обслугу, моя мама предпочитала сама всё готовить. Она отказалась нанимать кого-то для работы на её кухне. Когда я вырос, она научила меня готовить различные блюда, и была тем, кто вдохновил меня пойти в кулинарную школу. Вот почему я должен был поговорить с отцом в первую очередь. Я знал, что в конце буду помогать ей там, как минимум час, перед отъездом.
Дверь кабинета была открыта, но я всё равно постучал прежде, чем войти. Большую часть времени я не желал знать, с чем имеет дело мой отец, ведь чем меньше я знаю, тем лучше.
— Пап?
— Эштон. Заходи, — он закрыл папку и опёрся руками на стол. — Как дела?
Обычно я бы закрыл дверь, но мама всё равно узнает обо всём произошедшем, так что в этом было малою смысла.
— У нас проблема.
Его глаза сузились.
— Неуплата? Ты знаешь, как с этим разобраться, — он отмахнулся от меня и открыл папку, закончив разговор.
— Больше, чем это, — я сел и стал ждать, пока он обратит внимание.
Папа поднял голову.
— Иисус Христос, Эштон. Чёрт возьми, разберись с этим. У меня своего дерьма полно.
Иногда шокировать моего отца было единственным способом привлечь его внимание.
— Доминик Толли не смог собрать наличные. Предложил продать свою жену, чтобы покрыть долг.
Отец резко вскинул голову.
— Что ты, блядь, только что сказал?
— Ублюдок предложил мне свою жену на три месяца, и дал понять, что она готова трахаться со мной каждую ночь, чтобы погасить его долг.
Папа резко поднялся с места, и с силой ударил руками по столу, заставляя ручку подпрыгнуть и скатиться на пол. Он не стал её поднимать.
— Ублюдок! Я надеюсь, что Брок у тебя для того, чтобы отправить его задницу домой и позаботиться о нём.
— Нет.
Мускулы на его шее напряглись, синие вены выступили под кожей, словно реки на карте.
— Ты отправил её домой с ним, не так ли? — я вперился взглядом в ботинки, и он зарычал. — Скажи мне, что ты этого не сделал, Эштон. Скажи мне, что не взял девчонку вместо оплаты. — Я поднял подбородок, и он понял мой ответ. — Иисус, блядь.
— Я заключил с ним сделку, — сказал я. — Я забираю Елену на три месяца, и он платит половину того, что должен.
— Половину? Ты сумасшедший? У неё золотая киска или что? У неё должна быть… Должны быть веские основания для этого… маразма.
Сказав это, отец обогнул стол и схватил меня за рубашку, вплотную приблизив к себе. Его лицо оказалось в миллиметрах от моего, пока он кричал от недовольства. Мои кулаки были прижаты по бокам. Со своим ростом в сто восемьдесят четыре сантиметра я был крупным парнем, но папа даже был большим ублюдком, чем я. Он мог уложить меня, не вспотев. Тем не менее, мой голос был твёрдым, когда я посмотрел ему прямо в глаза и ответил:
— Он плохо обращается с ней, пап, — громкость голоса слегка снизилась, когда я продолжил: — Я не знаю, насколько плохо всё было, но она даже боится посмотреть мне в глаза, когда я, блядь, разговариваю с ней. Не может принять решение самостоятельно. Клянусь Богом, она подпрыгнула на шесть чёртовых футов, когда я дотронулся до её руки. У меня не было мысли прикасаться к ней, но я не мог позволить ей уйти с ним. Если бы я застрелил его и позволил Броку избить его, представь, что бы это означало для неё. — Я сделал паузу, прежде чем спокойно продолжить: — Ты лучше всех знаешь, что это означало бы.
Понимание заскользило по его чертам, и он опустил меня на землю, освобождая рубашку, разглаживая мятый материал.
— Она останется с тобой?
— Да, — за долю секунды я решил поделиться с ним планом. — У меня только три месяца, чтобы исправить то, что он сломал. Это будет трудно, но будь я проклят, если не попробую.
Отец прислонился к своему столу, его тяжёлый вздох пронзил тишину комнаты.
— Я не понимаю, почему ты не убил этого ублюдка.
— Поверь мне, я думал об этом, но ты знаешь, что это не принесёт пользы. Так же как тётя Вероника, она окажется с другим лузером, который будет запугивать её. Я могу разорвать порочный круг. Покажу ей, что она достаточна сильна, чтобы оставить его по своему желанию. Мне нужны эти следующие три месяца, — я сделал паузу. — Вот тогда я отправлю Брока к нему.
Папа кивнул.
— Интересный план. В принципе, три месяца — не долгий срок. Ведь понадобился, по крайней мере, год, чтобы исправить то, как членосос сломал Ронни.
Откинувшись в кресле, я закинул лодыжку на колено, озвучивая мысли:
— Я начну с простых вещей, например, покажу ей как делать собственный выбор. Она не могла даже выбрать блюдо в меню на матче прошлой ночью. А сегодня я отправил её в SPA.
Он кивнул.
— Имеет смысл. Покажи ей, как с ней должны обращаться, — пробормотал отец себе под нос.
— Именно. Я надеюсь, мама сможет приготовить большой ужин на следующей неделе, и пригласить тётю Веронику. Думаю, их разговор с Еленой может быть полезным.
— Кажется отличной идеей, — он похлопал меня по плечу. Затем понизив голос, продолжил: — Я горжусь тем, как ты поступил в этой ситуации. Знаю, что ты не всегда согласен с тем, что мы делаем, но ни одна женщина не должна иметь дело с такими мужчинами.
— Нет, она не должна. Это сделает нас ненамного беднее, но я думаю, оно того стоит.
— Да. Но половина лучше, чем ничего. Я позвоню Ронни сегодня вечером после твоего разговора с мамой.
— Спасибо, отец, — я встал. — Уже пойду. Знаю, что, в конце концов, проведу время за готовкой прежде, чем уеду.
— Скорее всего, — он засмеялся и махнул мне рукой, возвращаясь к работе, которой занимался до моего прихода. Это было правило моего отца: если у тебя проблема — расскажи. Происходящее может быть накалённым до предела, но всё устаканится, а затем все про это забудут. Некоторые могут не согласиться с таким подходом, но у нас он работал.
Вернувшись на кухню, я обнаружил маму, взбивающую яйца венчиком.
— Эй, мам.
В отличие от многих женщин, участвующих в нашей жизни, мама знала аспекты бизнеса моего отца. Она не хотела оставаться безучастной, но у неё были правила — правила которым отец повиновался беспрекословно. Он любил её слишком сильно, чтобы рискнуть отпустить. Бизнес отца никогда не пускался в этом дом. Безусловно, мы говорили о нём, но только в кабинете. Ни один человек, работающий на отца, не подпускался к дому близко. Мама хотела такую нормальную жизнь, насколько это возможно. Ещё одно правило: ни Миллер, ни я ничего не делаем в бизнесе, пока не закончим колледж. И напоследок, самое главное, если когда-нибудь под кого-то из нас начнут копать, работа отца — устранить проблемы, даже если это будет означать взять вину на себя. Её сыновья никогда не окажутся в тюрьме из-за бизнеса, согласно правилам мамы.
— Закончил с папой?
Я наблюдал, как она быстро двигает запястьем, вспенивая яйца в чашке, и в то время как она закрыла дверцу шкафа бедром, её взгляд не отрывался от меня. Я сделал паузу, прежде чем ответить.