— И как заявить? — смахиваю слезинку, скатившуюся по щеке.
— Найдем твои лучшие стороны, создадим PR-проект. Нужно время, чтобы это воплотить.
— Знаменитостью хочешь меня сделать?
— В узких кругах.
— А если я не соглашусь? Может быть, мне будет некомфортно выворачивать всю свою жизнь на публику.
— Тогда и не требуй, — хмурится Суворов.
Затем встает и, стянув себя пиджак, бросает его на софу.
Я корчу рожи ему в спину, не найдя другой возможности выплеснуть недовольство.
— Удали, пожалуйста, этот пост, — говорю, когда Мирон расстегивает рубашку.
— Позже. Я хочу принять душ.
— Нет, сейчас. Удали его при мне!
Суворов бросает такой рассерженный взгляд, что я невольно съёживаюсь.
— Еще одно слово, и я разозлюсь. Даже не пытайся мной командовать. Я тебе сделал предложение, но жена, которая будет мной помыкать, мне не нужна. Чувствуй меру.
— Я чувствую только обиду!
— За пост многолетней давности? Как глупо.
— Может быть, для тебя он ничего не значит, но мне больно.
— Я же сказал удалю, — цедит Суворов и скрывается за дверью ванной.
***
Перед сном Мирон, как обычно, гладит меня по волосам. Перебирать мои длинные пряди, пропускать их между пальцев для Суворова что-то вроде медитации. Еще ему нравится трогать мои плечи и выводить на них кончиками пальцев невидимые узоры. Но сегодня я не отвечаю на его ласки. Лежу к нему спиной.
— Повернись ко мне… — жаром шепчет мне на ухо.
— Я уже собираюсь спать.
— Ты все еще обижена? За что? Неужели ты ревнуешь меня к Виталине?
Да, я ревную. Мне очень неприятно. Как будто я делю мужчину с ней. Мы ведь с Мироном не так долго, и железного доверия у меня к нему нет. Странно, что они расстались, а посты не удалили.
— Мне все это неприятно.
— Рита, — целует меня в плечо, — ложась со мной в постель, ты была девственницей, но я-то нет. Конечно, у меня были отношения до тебя.
В груди снова болезненно покалывает. Сердце будто сжимается в острый камешек.
Приподнявшись на локте, все же оглядываюсь на Суворова.
— Мирон, ты меня любишь?
Он сводит брови к переносице.
— Я поселил тебя в хорошем доме, кормлю, одеваю. Сплю с тобой. Если это не любовь, тогда что же?
— За любимого человека можно без раздумий жизнь отдать. Когда любишь, несложно даже звезду с неба достать.
— Такая любовь только в романтических фильмах.
Он отстраняется и выдвигает ящик в прикроватной тумбе. Слышу знакомый шелест — Мирон открывает презерватив. Лежа в той же позе, сжимаю краешек подушки, не шелохнувшись. Через минуту Суворов вновь возвращается, сбрасывает с меня одеяло.
— Хватит дуться, как маленькая девочка, — гладит по бедру, просовывает пальцы в пижамные шорты и стягивает их вместе с трусиками. — Я так соскучился по тебе за день. Поверь, все мои мысли занимаешь только ты.
Я напрягаю ягодицы, когда его твердый от возбуждения член упирается между моих половинок.
— Устала… — бормочу.
— Я тебя сейчас расслаблю.
Облизнув пальцы, увлажняет мою промежность. Подминает меня под себя и, приглушенно прорычав, толкается в меня членом. Прикусываю губу от тугого заполнения. Мирон присваивает меня медленно, входит на всю длину. Дышит учащенно мне в затылок, снова и снова нанизывая на себя. Я чувствую его власть надо мной и силу, настолько подавляющую, что все возражения застревают в горле. Перекинув через меня руку, нащупывает грудь и сжимает ее через тоненькую маечку. Между ног становится так мокро от сочащегося из меня порочного возбуждения.
— Трахни меня сверху, малышка, как вчера…
— Хорошо.
Откидывается на спину. Я сажусь на Мирона сверху, беру его член и направляю к входу во влагалище. Охнув, сама насаживаюсь, пока Суворов пожирает меня глазами. У него опять расширились зрачки, и взгляд кажется черным.
— Разденься полностью.
Послушно стягиваю через голову майку, бросаю ее в сторону и продолжаю удовлетворять его похоть.
— Сожми груди вместе, — просит Мирон, и я и это делаю, — а теперь поиграй большими пальцами с сосками.
— Нет… — мотаю головой.
— Да, сделай это для меня.
Мне немного неловко, ведь раньше Мирон ласкал мою грудь, а теперь хочет смотреть, как я трогаю себя. Это кажется мне слишком откровенным, но я пробую и замечаю на дне темных глаз вспыхнувший огонь.
— О да, девочка моя… какая же ты у меня горячая.