— Нелва уже ужинает, — щебетала Кро, расставляя тарелки. — Но обещала зайти и принести выпивку. Надо же отметить появление новенького.
Близняшки, не слишком стесняясь обсуждать меня вслух, захихикали.
Нелва пришла уже под конец ужина. В её правой руке была початая бутылка бренди, а в левой мундштук с почти потухшей папиросой.
— Гин наливай всем. А ты, Кро, сбегай в кладовую и возьми ещё пару бутылок. Нел, ну-ка поднимись.
Я послушно встал. Нелва критически рассмотрел меня, ощупала мышцы на руках и груди, а после запустила руку в штаны.
— Нет, будем стучаться костями. Фим, ты сегодня со мной, а ты, Нел, набирайся сил и мяса. С волосами, кстати, тебе было лучше.
— Отращу ещё, — стараясь изобразить смущение, сказал я.
Нелва как-то горько усмехнулась и, схватив Фима за руку, увела его, оставив початую бутылку.
С выпивкой разговор приободрился. Я скормил оставшимся сказку про белого бычка, то есть о тяжёлой деревенской жизни и жутких работорговцев, перебивших половину моей деревни, а другую уведших в плен, и выслушал такие же «оригинальные» истории от других. Горничные, хихикая, спрашивали, было ли у меня когда-нибудь двое за раз, и я, тупо улыбаясь, отвечал, что нет, подумывая о том, что было бы не плохо, ведь я не святой, а Орайя умерла уже давно, да и девчонки ничего так себе…
А после была третья стопка бренди, и я, распаренный, обожравшийся и уставший, уснул, свалившись со стула.
Следующие три дня я только и делал, что отсыпался, менял повязки на ноге и ел. Мой живот раздулся, как барабан, несмотря на то, что ослабевший желудок не слишком-то хорошо принимал пищу. Но я всё равно ел. Мне важен был вкус еды. Сыр, ветчина, хлеб, репа, мясо, рыба. Это было настолько вкусно после одной и той же каши, что я не мог остановиться. Впрочем, когда Кро дала мне какую-то укрепляющую настойку, всё встало на свои места, и я стал ходить в туалет всего по два-три раза в день.
К счастью, Нелва оказалась действительно щедрой хозяйкой и не ограничивала меня. Мне на шею повесили такой же кулон, как и других, потом привезли одежду более подходящую моей комплекции. Я радовался каждой мелочи.
Планов побега я пока не строил, просто хотел отдохнуть и набраться сил. И занимался только этим, день за днём отшивая близняшек, на что они порядком обиделись. Мне было плевать. Нелва меня пока не трогала, таская себе в постель Фима, что меня тоже устраивало.
Но конец приходит всему. И я убедился в этом в очередной раз.
Это было как глухой удар. Мне в лоб будто вбили гвоздь, и кровь заструилась, заливая глаза.
Я проснулся и резко сел в кровати, задыхаясь.
Это были Продавцы мечтаний или их Представители. И они уже близко, хоть и приближаются с разных сторон.
Глава вторая
Три красных пятна. И чертовски близко, пожалуй, в десяти или двенадцати километрах от Северного. Один двигался с севера, другой с юга, а третий с юго-запада. Пока они замерли, но ближе к вечеру снова начнут движение. Это продолжалось уже два дня.
Чёрт возьми, неужели это я их привлёк? Или это обычное место разборок? Я же практически ничего об этом не знаю…
— Эй, Нел, заснул?
Я открыл глаза. Напротив стоял немного удивлённый Фим. Я закрыл рот, утёр от смеси слюны и пережёванного хлеба подбородок и положил ложку в тарелку с супом, к которому за всё время ужина так и не притронулся. С отвращением посмотрев на тарелку, я отодвинул её от себя.
Вспомнив, что Фим всё ещё стоит передо мной, сказал:
— Задумался.
— Ты, может, болеешь чем? — с участием спросил раб. — Знаешь, припадки бывают…
— Нет-нет, всё нормально, просто задумался.
— Смотри. А то лицо у тебя было какое-то…
— Как у больного, — подсказал я. Мне уже говорили об этом рабы из нашего фургона. Когда Орайя уходила в себя, она выглядела сосредоточенной. Я же сидел с открытым ртом и пускал слюни. Поэтому-то я и старался не делать это на людях, да и вообще прибегал к этому способу слежки редко. Тем более, Продавцов или Представителей вблизи раньше никогда не чувствовал.
Но теперь дело приняло другой оборот, и мне просто необходимо было знать об их передвижениях.
— Да-да, именно так, — неуверенно хихикнул Фим, возвращая меня к жизни. Вообще-то, не был он ни каким угрюмым мужланом. Думаю, ему куда больше подошла бы внешность какого-нибудь музыканта в филармонии или художника. То, как он себя вёл во время нашей встречи, было лишь маской, которую он одевал при незнакомых людях.