Задавая себе эти вопросы, я незаметно посмотрел на организаторов мероприятия и увидел, что они буквально потрясены. Похоже, они совершенно не догадывались, какого человека разоблачили. Они не знали, что за личность стоит перед ними, и кто этот человек, над которым они потешались. Я посмотрел на слушателей и увидел, как некоторые люди плачут, то ли сочувствуя учителю, то ли потому, что сами прошли путем таких же потерь. Журема между тем взяла меня за руки, сжала их и взволновала меня еще больше, сказав:
— Но я знаю эту историю. Это он!
Она замолкла, а мое сознание совершенно потеряло покой, и я спросил, наклонившись к ее уху:
— Что вы говорите, профессор?
— Это он! Какие-то ничтожные сержанты устроили ловушку собственному генералу. Как это стало возможным? — говорила она с возмущением. Журема была так встревожена, что не смогла сказать ничего более конкретного.
— Я не понимаю! Кто наш учитель? — спросил я опять.
Она посмотрела внимательно на руководителей, организовавших мероприятие, и сказала то, что окончательно поставило меня в тупик.
— Это невероятно. Он стоит на принадлежащей ему же сцене, — произнесла она и замолчала.
Мое сознание вошло в штопор, подобно тому, как входит в свободное падение воздушный змей, когда рвется нить, удерживающая его в воздухе. Повторив последнюю фразу — «Он стоит на принадлежащей ему же сцене», — я начал понимать, что имела в виду профессор. «Но это невероятно! Этот человек — владелец могущественной группы «Мегасофт»? Сержанты готовят ловушку собственному генералу, думая, что перед ними простой солдат? Ну не абсурдно ли это? Но ведь он мертв? Или где-то скрывался? — думал я. — Однако учитель не подвергал резкой критике руководителя этой группы, когда мы ужинали в доме Журемы. Это невозможно! Мы просто бредим».
В моем сознании словно начала прокручиваться кинолента. Вспомнилось, что учитель участвовал во многих мероприятиях, связанных с этой корпорацией. Он спас меня на «Сан-Пабло» — здании, принадлежащем группе «Мегасофт». Его, по странному стечению обстоятельств, чуть не застрелили на этом же здании. Его избили в храме информатики явно по требованию ответственного работника этой группы, а он сохранял спокойствие. Его оклеветал журналист из СМИ, принадлежащих этой группе, а он промолчал. Сейчас над ним издевались руководители все той же корпорации, но он не возмущается. Что происходит? Что все это значит? Я глубоко дышал, пытаясь привести в порядок ураган мыслей. Закрыв лицо руками, я сказал себе: «Это не может быть правдой! Или может? Нет, нет, не может! Мы великие специалисты изобретать факты, когда испытываем сильный стресс». Потом я взял профессора Журему за руку и спросил:
— Как может один из наиболее могущественных людей планеты ночевать под мостами? Как может миллиардер доедать за кем-то остатки пищи? Да это же наивысшее проявление алогичного!
Профессор покачала головой, показывая, что находится в такой же растерянности, что и я.
И до того как я отважился еще сильнее запутаться в своих вопросах, человек, за которым мы шли, заговорил именно о том, что нас сейчас волновало, сообщил нам, что в связи с трагическими утратами, которые он понес, его кризы стали настолько интенсивными, что он начал терять рассудок. Он сказал, что его мысли совершенно смешались. Он отказывался от еды, рисковал жизнью и наконец был помещен в психиатрическую лечебницу. Там он стал видеть фантасмагорические картины, запечатленные на киноленте. Его голова, казалось, должна была вот-вот расколоться.
Перейдя на более уверенный тон, он снова обратился к истории, которую устроители мероприятия использовали для того, чтобы публично «раздеть» его. Он рассказал вторую часть, которая, конечно же, была им неизвестна.
— После мебели, сундука и других предметов, споривших между собой за право быть главным, послышались звуки из другой части дома, но на этот раз голос был мягким, ласковым и звучал искренне. Это был голос, который пробивался из-под земли и нисколько не пугал меня.
И, посмотрев на собравшихся, учитель сообщил:
— Это был голос фундамента. В отличие от прочих частей этого большого дома, фундамент не претендовал на то, чтобы быть главным, лучшим или на то, чтобы играть наиболее важную роль. Он лишь хотел, чтобы его считали равноправной составной частью целого.
Я изо всех сил старался понять, что хотел сказать загадочный человек, за которым я следовал, но это было трудно. Поясняя свою мысль, учитель добавил:
— Однако, услышав голос фундамента, все остальные части дома и мебель начали отчаянно клеймить его позором. Первым был сундук. Преисполнившись спеси, он сказал: «Ты нас позоришь, потому что являешься самой грязной частью дома». Потолок, опьяневший от высокомерия, унизил его, сказав: «Никто и никогда, входя в дом, не спрашивает о фундаменте. Ты не заслуживаешь внимания». Произведения искусства с большим самомнением объявили: «Ты недостоин предъявлять права на какое-то значение, прими как должное свое положение в самом низу». Мебель была категорична: «Ты ничего не значишь. Посмотри, где ты находишься». Так фундамент был отвергнут всеми остальными частями дома. Униженный, оскорбленный и лишенный возможности быть равным среди других частей дома, он решил покинуть его. Каков результат? — спросил учитель собравшихся.
— Дом обрушился, — ответил хором стадион, включая и подростков, которые там оказались.
— Да, дом рухнул. Мой дом, который суть отражение моей личности, рухнул, потому что я недооценил роль фундамента. Когда он обрушился, я поссорился с Богом. Я крикнул ему: «Кто Ты такой, молчаливо наблюдающий, в какой хаос я попал? Ты не вмешиваешься, потому что не существуешь? Или существуешь, но не придаешь никакого значения человечеству?» Я ссорился со своими психиатрами и психологами. Ссорился с психологическими теориями и с медикаментами. Ссорился с жизнью. Я находил, что она несправедлива ко мне, являясь источником сомнений. Ссорился с моим имуществом. Ссорился со временем. Иначе говоря, ссорился со всем и со всеми. Но когда фундамент проявил себя, я многое понял, пришло великое прозрение, и я понял, что глубоко ошибался. Прежде всего я поссорился со своим фундаментом. Выбросил на свалку свои фундаментальные ценности, свои приоритеты.
С этим пояснением мы начали немного понимать некоторые тайны, окружавшие образ этого удивительного продавца грез. Учитель без обиняков начал интерпретировать свои галлюцинации. Он сказал, что чрезвычайно ценил финансовое могущество, представленное сундуком. Придавал исключительное значение представленным потолком интеллектуальным способностям, обеспечивающим победы в конкурентной борьбе. Превозносил социальный престиж и славу, представленные произведениями искусства, жил в свое удовольствие, наслаждаясь жизненными удобствами, представленными мебелью.
— Но я предал и отверг свои основы. Поставил свои занятия и заботы выше любви детей и жены. Я дал им все. Забыл лишь дать то, что с моей точки зрения было мелочью, а с их точки зрения самым главным — самого себя. Мои друзья оставались на третьем плане, мои мечты — на последнем. Как можно быть хорошим отцом, хорошим любовником и хорошим другом, коль скоро люди, которых мы любим, не включены в перечень наших повседневных забот? Только ханжа мог поверить в это. И я был таким ханжой, известным лицемером, которым многие восхищались и в котором с радостью находили свои черты.