– Если они тщетны – в них нет смысла?
– Нет. Это не так.
В этот момент яркое, живое небо раскололось и рухнуло. Осколки мира со стеклянным звоном падали на белое полотно, разбиваясь вдребезги. Хрустальный мост под её ногами рассыпался по каплям, и, потеряв опору, она едва не рухнула куда-то вглубь его собственной пустоты. Но он успел подхватить её, взять на руки. Что же с ним..? Почему он..? Его мир... Его стройная картина мироздания рухнула после нескольких слов, и теперь он уже не соберёт её по осколкам. Он остался посреди абсолютно белого, пустого мира собственного сознания, держа душу той, кого заманил во сне в свою ловушку. Заманил её... А попался сам.
Её прикосновения были приятны. А он всё ещё не мог заглянуть ей в глаза, отводил взгляд. И крик вырвался сам собой:
– И всё-таки, почему? Почему ваша хаотичная, болезненная, воспалённая реальность имеет какой-то смысл?! А мой... Красочный, прекрасный мир... Пуст и безнадёжен. Почему?!
А она вдруг онемела. От изумления или открывшейся правды, но она не могла сказать и слова, а только распахнувшимися глазами смотрела на его лицо. Боги, так это правда? Неужели?
– Ты... – её голос слегка хрипел, – Оказывается, ты живой.
– Что? – он резко повернулся к ней, и больше уже не мог отвести взгляда от идеального существа в своих руках, с широко раскрытыми глазами.
– Ты... Живой, понимаешь? Я не могу в это поверить.
Да он и сам не верил. Не верил в то, что она признаёт его живым, и не понимал, почему именно она так решила.
– Ты осознаешь, что твой мир пуст. Ты – кукла, созданная мастером, но будь ты поистине всего лишь куклой, ты никогда бы не почувствовал себя пустым. Кукле хватает пустоты внутри себя, живой же ищет, чем её можно заполнить. Так вот, ты живой. Как мне не удивительно это признавать.
Он опустил глаза и коротко улыбнулся. Без триумфа или злорадства, просто мягко. А потом сказал чуть тише:
– Так почему? Почему всё же эти тщетные попытки имеют смысл?
– В реальности нет идеала, но что мешает людям стремиться к нему приблизиться? И в этом стремлении обрести себя, открыть новые горизонты, мечтать... Пожалуй, ради этого мы живём. Ради настоящего, живого стремления. Оно поднимает нас каждое утро, и тянет заглянуть туда, куда ещё не ступал. Это чувство называется по-разному. И проявляется тоже... Оно у каждого своё, но ради него мы и живём. И только ради него реальность имеет смысл.
Они молчали долго... Невообразимо долго. Они молчали, а вокруг них тонкими контурами прорисовывался мир. В нём расцветали ночные цветы, и звёзды разбежались по небосводу, словно играли в салки. Там был сад... Прекрасный, с аллеями и фонтанами до самого горизонта, а они стояли на тропе у кованной белой беседки и молчали. Удивительно, именно таким он помнил сад в особняке своего создателя. И сейчас именно это место распустилось ароматом лилий на всё сознание.
А звёзды озорно бегали по небу, их догоняла луна, они играли в небесные кошки-мышки. И серебряный свет плескался бликами в лепестках.
– Ты... – наконец решился он, – Ненавидишь меня?
– Есть за что, – фыркнула девушка, но как-то не слишком уверенно.
– Знаешь, мне тоже было бы легче тебя ненавидеть... – он коротко и больно рассмеялся, – Но я не могу. Представляешь? Столько лет мы целенаправленно убиваем друг друга, и всё равно я не могу тебя ненавидеть. Пусть ты и уничтожила столько моих творений. Помнишь Серпентану? Ту самую девочку, лет 11-ти, укротительницу змей? Она была одним из лучших моих творений, и пусть не имела души, я любил её... А ты её сожгла. Она сгорела вместе с шатром, единственная, кто не смог выбраться. Вот тогда я поистине ненавидел тебя.
– А ты пленил моих родителей, – как-то вдруг совершенно спокойно отозвалась она, – Заставил их подчиняться своей воле. Потом и моего брата, и друзей. Я люблю Андре, и мне... Мне горько и обидно, что ради одной девицы он бросил меня, но я люблю его, понимаешь? И спасу, как бы ты не противился этому. Эта война когда-нибудь закончится. Твоим поражением или моей смертью, я не знаю. Но я...
Она вдруг остановилась, не в силах закончить фразу. А он только коротко отозвался:
– Да... Я тоже.
***
– Ты же понимаешь, что это – чистой воды безумие? – спросил Мэт, как только девушка закончила рассказ.