У высоких железных ворот Темникова встретил стражник. Он безмолвно отворил двери, пропустив вперёд Максима провожая его взглядом. А на фоне воспламенившейся психиатрической больницы сидел огромный пёс.
– Ты сегодня славно порезвился, Цербер, – сказал Продавец Снов, поглаживая своего любимца. – Сколько суеты из-за одного душевнобольного, но игра стоит свеч: он единственный, кто может привести нас к Принцессе в этом городе, полном хаоса.
Твоя задача, Цербер, не потерять его след.
Подкравшись к кровати, Вениамин разглядел до боли знакомое, противное, обрюзгшее лицо родной тёщи. Она преспокойно спала, храпя на весь дом. Испытывая отвращение от всего её вида, Греков медленно занёс над матерью жены своё грозное оружие, подумав: "Сколько же эта образина из меня крови выпила!!! Так что же, она сдохнет так и не узнав об этом? Так дело не пойдёт…".
– Эй ты, чучело, просыпайся! – во всю лужённую глотку гаркнул толстяк, наклонившись к самому уху жертвы. Пожилая тётка аж подскочила в ужасе, уставившись на злодея.
– Пришёл час расплаты, старая дрянь! – рявкнул со злостью Греков.
– Веня? Это ты? Какого чёрта ты здесь делаешь? – прозвучал противный, полный удивления голос тёщи.
– А по душу твою пришёл, мамаша, хотя какая ты мне к дьяволу мамаша? Старая жирная ведьма! – ответил зять, тряхнув совковой лопатой. – Отъелась на моих деньгах, корова! И дочка у тебя такая же свинья, вся в тебя! Как это меня угораздило с вами связаться, с вашей семейкой гнилой? Вот ведь влип по самые помидоры…
Тёща боязливо посматривала на угрожающую лопату в руках зятя, а он продолжал балагурить, отводя душу.
– Сейчас я устрою тебе Варфоломеевскую ночь! А потом уж до дочки твоей свинорылой доберусь. Я вам всем, суки, отплачу за сломанную жизнь. Давно я об этом мечтал.
– Веня, Венечка не бери греха на душу, я тебя умоляю… – запричитала пожилая женщина, но толстяка это только рассмешило.
– Ни хрена Нина Васильевна душе моей не угрожает, потому как, если я тебя оприходую, так то не грех будет, а дело благое! Меня ещё благословит боженька, что от такой сволочи землю избавил.
– Прости меня, Венечка дорогой… – пропыхтела мамаша.
Греков был не умолим.
– Да за твои козни, тварь жирнозадая, я б тебя сначала повесил, потом пытать начал, а затем расстрелял! Жаль нельзя этого сделать, придётся лопатой обойтись, но уж я не подкачаю, – заверил он. – Всё хватит, натерпелся… Натерпелся я от вашей семейки, теперь вы мне за всё ответите. И знайте, Нина Васильевна, вас я грохну с особой радостью!
– Веня, не надо, не надо, ну погорячился и хватит… – взмолилась тёща.
– Спи спокойно, старая развалина, – непринуждённо сказал Греков и огрел горячо любимую матушку широким совком по голове…
– Урааааааа! – заорал счастливый злодей, прыгая от восторга. – Эх, почему же я не сделал этого раньше? Потерянные годы!!! – пожалел он сокрушённо, но снова оживился, увидев труп тёщи с перекошенной физиономией.
– Мама, как вы себя чувствуете? – заботливо поинтересовался толстяк у покойницы.
– Может вам принести чего? Чайку не изволите?.. Странно… Обычно вы без умолку трендели, а теперь молчите… Странно! А теперь молчите, к чему бы это? – наигранно удивился убийца. – А должно быть вы, Нина Васильевна, сдохли! Иначе глотку вам не заткнёшь.
Греков раздосадовано махнул рукой.
– Эх, жалко, я друзей своих пригласить не могу, сейчас бы выпили, отметили радостное событие… – сказал он, после чего заржал на весь дом. – Свершилось моё отмщение, за годы унижений и рабского труда на проклятых грядках! И раз уж вы, Нина Васильевна, так любили свой огородик с грядочками, то там-то я вас и прикопаю. Слышишь ты, старая ведьма? В аккурат между лучком с редиской тебя уложу! – обратился Вениамин к трупу, затем немедля стащил убиенную с кровати, поволочив за толстые ноги к выходу, кряхтя и тяжело дыша. По пути голова тёщи ударялась о высокие пороги, пока злоумышленник не доставил тело к огороду, полному стрекотания сверчков.
– Вот жирная тварь, еле допёр! – злобно пробурчал зятёк, пнув тёщу ногой…
– Где я?! – воскликнул Вениамин, резко проснувшись. – Уффффф… – выдохнул он облегчённо. – Это был сон, слава Богу! – проговорил толстяк, но вдруг заорал во всю глотку, испуганно глядя на руки. Они были испачканы землёй, а рядом стояла зловещая лопата.
– Нет, не может быть… – забормотал шокировано увалень, глядя то на грязные ладони, то на лопату. В комнату вошёл Кружкин.
– Чего разорался, соня? – спросил напарник.
– Ва-Ва-Ва-Вася, я тёщу г-грохнул!!! – промямлил Греков с выпученными глазами…
Сразу после окончания дежурства Вениамин со всех ног помчался к тёщиному дому.
"Вот ведь нелёгкая! Угораздила меня… Чего теперь делать? Думай голова, думай… – напрягался толстяк, управляя своим синим "горбатым Запорожцем". – Пока её никто не хватился, постараюсь откопать, а потом припрячу старую стерву где-нибудь в лесу. Пусть её менты три года ищут! Эх не жалко мне, что эта жирная корова в ящик сыграла, а жалко, что хлопот теперь не оберёшься", – рассуждал про себя толстяк, пока с чих-пыхом не подкатил к ненавистному домику. Выскочил из колымаги, которая его еле удерживала, и полетел на "фазенду". Там где он остановился, начинались злополучные грядки, на которых Вениамин пролил столько пота!.. А впереди в "потревоженной" земле, где произрастал лук, виднелись торчащие, не засыпанные землёй фаланги женских пальчиков. Вениамин хотел рвануться за лопатой, чтобы осуществить новый план, но противный голос за спиной оглушил его.
– Ты, бездельник! Какого чёрта, ты пялишься на грядки? Тут не глазеть надо, а полоть! А то всё сорняками заросло.
Побледневший увалень обернулся: перед ним стояла живая и невредимая тёща. От такого зрелища толстяк начал икать, глотая воздух, словно астматик во время приступа, после чего грохнулся без сознания на тропинку.
Тёща раздражённо взяла свой сотовый, набирая номер дочери.