Целеустремленный Рэндольф не мог позволить, чтобы безвольный судья отложил рассмотрение дела. Он вложил в рейд на бар Меда много труда и был определенно горд результатом. Ну, почти горд. Позже, сидя в кафе через дорогу от здания суда с чашечкой капучино в руках, Рэн-дольф продолжал негодовать на мрак, царящий в этой заброшенной балканской провинции:
Здесь нет никакого закона. Повсюду грязь и продажность. Владельцам баров плевать с высокой колокольни и на ооновцев, и на местных полицейских. Судьи либо ленивы, либо равнодушны, либо коррумпированы, либо запуганы, либо приходятся кому-нибудь из обвиняемых родственниками, либо же всё вместе. На них нельзя положиться ни на минуту. Что меня действительно выводит из себя - насколько бесполезны здесь силы ООН. Из каждых десяти международных полицейских восемь бьют баклуши и получают за это деньги. У меня в офисе шесть человек, а задницу рву я один. Я сказал им: "Если не хотите работать, валите домой". Они просто посмотрели на меня и продолжили плевать в потолок.
Но что-то грызет Рэндольфа изнутри - что-то более глубокое, зловещее, и я ошеломлен, когда он в конце концов выкладывает все начистоту, рассказывая о разборке с Меда.
Я вывожу оттуда девчонок, а они кивают и улыбаются четырем солдатам косовских сил ООН и двум офицерам международной полиции. Все американцы. В отделении спрашиваю, знакомы ли они с этими ребятами, а девочки смеются в ответ. И говорят, что полицейские и солдаты приходили в бар как-то вечером несколько дней назад и хвастались: "Мы - закон. Мы можем вообще закрыть ваше заведение". Затем, пропустив по стаканчику-другому, они получили "подарки". Каждому по техасской трубочке.
"Что еще за техасская трубочка?"
"Так мы в Техасе называем минет. Как же я разозлился на этих гадов! Миротворцы ООН пришли утвердить здесь закон и порядок, а сами требуют бесплатных услуг от девочек, которых владельцы баров держат в рабстве".
"И что ты сделал?"
"Пока ничего. Подумываю вот, не сдать ли их отделу служебных расследований".
На следующий день я снова приехал в суд. Три румынки, освобожденные из бара, должны были давать показания. Александр Мазур, обстоятельный украинский полицейский из следственного отдела в Приштине, провел меня в дальнюю комнату, где девушки ждали своей очереди. Напротив них тихо сидела переводчица, листая глянцевый журнал.
Мазур тепло улыбнулся девушкам и спросил их по-украински, как дела. Они только нервно хихикали и пожимали плечами. "Посмотри на них, - сказал он, повернувшись ко мне. - Нормальные девчонки. А когда мы забирали их в участок, выглядели как шлюхи последнего разбора со своим дешевым макияжем и в мини-юбках".
На вид всем трем не дать больше шестнадцати-семнадцати. Девушки держались настороженно, глядели тревожно. Всего неделю назад они обслуживали по дюжине мужчин за ночь. Но сегодня, если не замечать их бледность, одетые в джинсы, свитера и кроссовки, они казались обычными школьницами. Две - коротко стриженные шатенки, у третьей темные локоны до плеч с мелированными прядками. Их лица дышали свежестью и невинностью, но в глазах, исполненных грусти, недоверия, страха и гнева, читалась совсем иная повесть. В них не было ни следа веселья или юношеской жизнерадостности. Девушки будто почву под ногами потеряли и испуганно льнули
друг к другу.
"Пойду узнаю, что там с судьей", - сказал Мазур, исчезая в переполненном коридоре.
Обращаясь к переводчице, я спросил: "Как они оказались в Ферразае?"
Она оторвалась от журнала и перевела вопрос. Девушки отвечали почти шепотом.
"Покупатель переправил их из Румынии в Сербию, а затем через горы. Они думали, что будут работать официантками", - бесстрастно сказала переводчица.
"И долго они здесь?"
Указав сначала на двух шатенок, она ответила: "Эти -четыре месяца. А эта - три".
"Их били в том баре, где они работали?" Снова краткий обмен репликами.
"Они должны были делать все, что им скажут. Если отказывались, их избивали".
"Клиенты приходили местные?" "Как правило". "А еще кто?"
"Они говорят, были солдаты... много миротворцев". "Они знают, из каких стран?"
"Американцы, греки, турки, русские", - принялись перечислять девушки. Это я понял и без перевода. "А международная полиция?" "Американцы, турки, индийцы, африканцы". "Полицейские им платили?"
В ответ на переведенный вопрос девушки отрицательно покачали головами.
"Кто-нибудь из них хоть раз обращался к офицеру международной полиции за помощью?" "Нет", - ответили они хором.
"Почему?"
"Не доверяли им".