Рэндольф вошел в раж, что твой проповедник. Убеждал девушку оставить стезю порока и расписывал, как бы сам страдал на месте отца, узнавшего, чем зарабатывает на жизнь его юная дочь. Светлана не отрываясь смотрела на маленького коричневого медвежонка, зажатого в руке.
Я нерешительно взглянул на Чеппела и заметил, как он расстроен.
"Так нельзя, - прошептал он. - Девушек надо сразу изолировать и беседовать с ними тихо и спокойно. Бедняжка испугана и явно не доверяет полиции".
"Правильно делает", - не удержался я.
"Ты хочешь домой? - спросил ее болгарин. - Мы можем отправить тебя на родину".
Светлана пожала плечами. Затем подняла глаза на офицера и в какой-то момент чуть было не кивнула в знак согласия.
Я долго смотрел на нее. В ее черных глазах словно застыл крик боли. Я был уверен, что она из тех, кто хотел спастись. Переведя взгляд на пушистого медвежонка в ее руке, я заметил марлевую повязку на левом запястье. По обеим рукам от плеча до кисти тянулись отчетливые следы сигаретных ожогов. Ее пытали.
"Спроси, что у нее с запястьем", - сказал я болгарину.
"Говорит, обожглась нечаянно".
"Спроси о шрамах на руках. Не от сигарет ли они".
Светлана съежилась на стуле, обхватив себя руками, и молча смотрела перед собой.
"Ты хочешь домой? Да или нет?" - повысил голос Рэн-дольф.
Светлана вновь не ответила. Она напряглась и, казалось, вот-вот заплачет.
"Уже поздно. Почти три часа ночи, я устал. Иду домой", - объявил Рэндольф.
"Что будет с девушками?" - спросил я.
"Займусь ими утром. Мне надо хоть немного поспать".
Когда Светлана присоединилась к остальным, ее встретили ледяными взглядами. Затем появилась Понца, итальянская дама-офицер, с сумкой одежды, привезенной из бара: штаны, свитера и куртки. Проститутки вскочили и стали ее благодарить. Они быстро переоделись и тут же преобразились. В обычных девушек.
Я покинул Косово на следующий день. Чеппел подвез меня до македонской границы, и я направился в аэропорт под Скопье. На прощание офицер обещал разузнать об отмененных рейдах и сообщить мне, если что-то прояснится.
В штабе миссии ООН в Приштине Чеппел стал искать
отчет полицейского отделения в Ферразае о захвате бара Playboy. К его удивлению, ничего не обнаружилось. Ни рапорта, ни даже упоминания, что рейд вообще имел место. Он пытался расспросить коллег, но на них вдруг напала подозрительная глухота.
Через неделю я позвонил ему из Торонто узнать, что нового. Он был раздосадован всеобщим молчанием, сказал, что готовит жалобу в отдел служебных расследований, и предложил мне сделать то же самое. Я согласился.
Несколько дней спустя Чеппел прислал мне по электронной почте копию своей жалобы.
Но главное, он пытался выяснить судьбу девушек, которых мы забрали из бара. Помимо нескольких его запросов, в штаб-квартиру не поступало никаких просьб им помочь. Похоже, наш рейд официально "исчез".
На следующий день я отправил Чеппелу свои показания, и он переслал их в отдел служебных расследований. Он спросил, не возражаю ли я против беседы с предста-
вителями отдела. Я ответил: пожалуйста, нет проблем. Со мной так никто и не связался.
21 октября мне пришло от Чеппела электронное письмо следующего содержания:
Я подготовил полный рапорт о событиях 4 октября, обобщив в нем мои заключения и подозрения, и представил его комиссару. Создана специальная следственная группа для изучения всех поднятых мною вопросов. Кстати, в конце минувшей недели полиция ООН проверила бары Playboy и Меда. Мы нашли десять женщин, включая четырех работниц Playboy, знакомых нам по прошлому разу. В баре Меда есть комната, как в казарме, с койками вдоль стен. Там женщины спят, когда не заняты с клиентами. Никаких признаков Светланы. Вот, собственно, и все.
Две недели спустя Чеппел прислал еще одно сообщение. "Светланы и след простыл", - начинает он. И далее делится своими тревогами: