По утрам и вечерам я слышу бархатный, ласковый голос моего мужа - это он разговаривает с нашим Филимоном. И какие чудесные, ласковые, нежные слова он находит для этого теплого, пушистого, шаловливого комочка, этого таинственного существа, которое рождает в душе радость любви и заботы.
С возрастом я стала больше внимания уделять своему внешнему виду. Ведь зрители видят меня не только на сцене или экране телевизора, но и на улице. Очень не хочется, чтобы при виде меня у зрителей возникала печальная и жестокая мысль: "Боже, как она постарела!" Все знают мой возраст, и если я кому-то кажусь моложавой, подтянутой, ухоженной, нераспустившейся, меня это радует и даже кажется необходимым.
Я люблю походить по магазинам одежды, полюбоваться красивыми вещами. И чаще всего я их не покупаю не столько из-за непомерных цен, сколько потому, что то, что красиво на витрине, совсем не так выглядит на мне. Поэтому я предпочитаю не ультрамодные вещи, а только то, что мне идет, что удобно, комфортно; конечно желательно с некоторым учетом моды.
Когда устаю или чем-то расстроена, люблю забраться к себе на кровать, под теплый плед с журналом мод и успокаиваюсь в наивных мечтах примерить на себе кое-что из увиденного. Но старенькие вещи люблю, в них репетирую и, кроме того, когда я надеваю то, что носила 20-30 лет назад, и все это мне впору, радуюсь, что хотя бы вес остается прежним.
Я стараюсь так подробно описать свои житейские радости, потому что раньше вся моя жизнь проходила только в театре, на сцене, в ролях. Сейчас , когда я понимаю, что возраст заставит меня быть более свободной от театра, я хочу возрадоваться и возблагодарить саму жизнь за все хорошее, что в ней есть. Может быть, это и не великие события, но именно в этой обыденности и есть радость.
Мне очень хочется, конечно, продержаться в приличном виде, но я делаю минимум для достижения этого. Иногда чуть меньше ем, но голодать не могу. Летом люблю ходить пешком, особенно по лесу, да и наши московские переулки хороши; очень люблю плавать в чистой речке или пруду. Море теперь вижу реже, моему мужу нельзя пребывать в жаре.
Дома я ухаживаю за мужем, готовлю завтрак, мою посуду, иногда пытаюсь приготовить что-то вкусное и, когда получается, очень этому радуюсь. В моей комнате я люблю некоторый беспорядок: около кровати - книги, роли, журналы, тут же телефон и деловая книжка, без которой я не в состоянии запомнить все мелкие дела. Их, как ни странно, много. Я все еще являюсь секретарем СТД. Скоро будет 20 лет, как я работаю в социально-бытовой комиссии. Раньше там было интереснее: у нас были деньги на помощь нуждающимся, были больницы, были здравницы, где весело и по-семейному отдыхали в летнее время артисты, а зимой, после Нового года, приезжали дня на 3 в Подмосковье, катались на лыжах, любовались на искрящийся снег, на огромные сосновые ветви под пушистым белым снежным покровом. И краснощекие, голодные, усталые, счастливые выпивали граммов 50-100 водки и закусывали соленым огурцом.
Сейчас моя работа заключается, главным образом, в том, что мы ходим и добиваемся иногда помощи нашим ветеранам, иногда устраиваем благотворительные концерты, на которые охотно соглашаются известные актеры, и весь сбор идет на помощь нуждающимся. Все силы уходят на то, чтобы сохранить наш союз, сохранить наши здравницы, не дать почувствовать старым одиноким людям, что они забыты. Чем труднее жизнь, тем больше возникает разных инициатив, как помочь в трудную минуту человеку, и когда это удается, это радует.
Я люблю, когда устраиваются чьи-то юбилейные вечера, всегда с радостью поздравляю, иногда подготавливаю специально для юбиляра какую-нибудь песенку с юмористическим текстом.
В день 70-летия Бориса Александровича Львова-Анохина, который проходил в помещении МХАТа, я пела ему куплеты Периколы из оперетты "Перикола" и имела огромный успех, чего никак не ожидала. Правда, успех этот был, благодаря молодому режиссеру Андрею Сергееву, о котором я расскажу в дальнейшем подробнее.
На мне был прелестный костюм, легкий и поэтичный; и я была подана, как опереточная примадонна; да и вера в меня режиссера была такой сильной, что я сама себя не узнавала, так я была свободна, счастлива и кокетлива. После этого выступления наша талантливая, умная и достаточно язвительная на язык критик - Вера Максимова - сказала мне: "Как жаль, что в Вас погибла опереточная актриса". А я никогда в жизни не думала, что могу что-то подобное сделать. Вот, как часто актер не знает, что он может, а чего не может делать на сцене.
Начала писать о бытовой жизни, а невольно опять в мыслях театр, сцена, роли, моя дальнейшая судьба... Но остановлюсь... Возраст диктует новую жизнь, новые трудности, новые размышления...
Последние 10 лет тревога о здоровье моего мужа не покидает меня. Конечно, мы стараемся, когда его самочувствие позволяет, жить, как всегда. Работаем в театре, ходим на чужие спектакли, правда, нечасто. Любим бывать в Доме актера, где, благодаря уникальному по своей любви к актерам директору этого Дома - Маргарите Александровне Эскиной, удивительно тепло и приятно. Но когда болезни дают себя знать, наступают дни мужества, терпения, надежды и выдержки.
Человеческая душа - потемки. Иногда мне кажется, что несмотря на мои заботы, в дни ухудшения здоровья мой муж чувствует себя одиноким. Да, я делаю все, чтобы ему было легче, но у меня еще, кроме него, театр, своя судьба в театре, свои трудности и надежды. И как бы мы ни были спаяны всей нашей жизнью, у каждого из нас есть своя тревога, свое одиночество, свой взгляд на прожитую жизнь.
Последнее 10-летие, когда ни о каких ролях и мечтать-то неприлично, жизнь подарила мне удивительные роли, редкостное счастье пребывания на сцене, какие-то последние - и оттого особенно дорогие - прекрасные мгновенья внутренней жизни на сцене. Но, как ни странно, это чувство счастья оказалось очень трудным для моей жизни. Я вся в сомнениях, я не могу понять, что я могу и чего не могу делать. Я не могу понять, как мне надо относиться к себе на сцене: то ли закончить на этой прекрасной высоте, то ли попытаться найти переход к другим ролям, то ли уйти тихо в тень и доигрывать в театре то, что дадут, и, возможно, зрители, помнящие меня в молодости, горестно будут вспоминать: "Как она была хороша!"
Как жутко видеть эту никому не нужную старость и неталантливость в тех ролях, которые ничего не говорят моему сердцу. Что же делать? Ведь театр моя жизнь.
А, может быть, я слишком высоко себя оценила, размышляя, что надо уйти на прекрасной ноте. Ведь я не котируюсь в театральных кругах, как выдающаяся или даже как просто очень талантливая актриса. Возможно, для многих моих коллег я актриса со счастливой не по таланту судьбой. Достаточно искренняя, достаточно обаятельная актриса, которую любит некоторая часть зрителей. И вдруг я размышляю о себе, как о чем-то значительном в искусстве. Ведь так все просто: работай, пока дают, делай, что положено в твоем возрасте, и скажи "спасибо".
Но я познала тот успех, о котором мечтала в детстве. Я познала себя другой, не такой, как в жизни - тихой, уступчивой, ни на что не претендующей. На сцене я та, какой хотела видеть и чувствовать себя в своих дерзких мечтах. Как это вычеркнуть?
Говорят, сцена - наркотик. Да, наркотик. Хочется вдохнуть еще хоть денек, еще хоть минутку того, что поднимает на высоту, тогда это не я 75-летняя женщина, а я - молодая, любящая и любимая, страдающая и побеждающая, беззащитная и коварная; я вместе со зрительным залом, который иногда в конце спектакля в едином порыве благодарности встает и стоя аплодирует.
Что же мне делать? Не знаю...
Но я верю в Судьбу и приму ее с Благодарностью.
ЕЩЕ ОДНО ЧУДО.
На вид, да и на самом деле моя жизнь прекрасна, но есть та сторона жизни, которая есть у каждого - те житейские - бытовые и психологические трудности , а иногда и трагедии, без которых не прожить. Годы, прожитые вместе с мужем, сблизили нас, и постепенно мое чувство становилось все более заботливым, словно материнским, лишенным женского эгоизма, избалованности, капризности и других черт, присущих счастливым женщинам, которых холят и лелеют. Я все больше воспринимала себя в жизни материальной и моральной опорой, потому что только я могла всем помочь почти во всех ситуациях. Я уже говорила, что театральная судьба моего мужа сложилась более чем скромно, но живя моей судьбой, он не пытался изменить что-либо в своей артистической жизни, а жил моими успехами, печалился моими проблемами. Его родные, живя в маленьком городе Алексине, часто нуждались в нашей материальной поддержке, мои родные тоже, и я это делала (и делаю) всегда безотказно. Шли годы, старели мы, старели наши родные, наши друзья. Появились серьезные болезни у моего мужа, и я вдруг почувствовала, что в трудные минуты я совсем одна и ждать помощи совсем неоткуда.