Хороша имитация! – мысленно одернул он себя, вспомнив тело Ковальски на госпитальной койке в окружении мониторов и штативов с капельницами, его багровые ноги и живот с лохмотьями вскрывшихся пузырей, распухшее лицо, лишенное бровей и ресниц, клочки волос за ушами. Способен ли Стефан на самосожжение ради некой высшей цели? Но ведь слово «надеюсь» как раз и сообщает, что некий вред здоровью ожидался…
«Общее состояние мы оцениваем, как тяжелое, но есть тенденция к сдвигу к среднему, - вспомнил он беседу с заведующим ожоговым центром. – Пока рано говорить о глубине поражений кожи, но до четвертой степени дело не дошло – пламя сбили почти мгновенно, - да и третья «Б» просматривается лишь на отдельных участках. Гораздо сильнее беспокоит его психика, - продолжил врач. – Клиники шока давно нет: давление нормализовалось, рефлексы сохранены, пострадавший следит за движущимся в поле зрения предметом, однако нельзя сказать, что он вполне адекватен. К сожалению, речь не восстанавливается, реакции на голосовые команды отсутствуют, плюс неподконтрольные физиологические отправления… Ну, вы меня понимаете? Это похоже на декортикацию, однако причин для нее я не вижу. Впервые, честно говоря, сталкиваюсь с подобным у ожоговых пациентов, поэтому на завтра планирую консилиум с привлечением неврологов…»
Неврологи тоже лишь развели руками, - вспоминал Вальтер то горячее время, изображая пристальное изучение лежавшего перед ним текста. – Две люмбальные пункции, магниторезонансное исследование, неделя глубокого медикаментозного сна, который журналисты почему-то любят называть «искусственной комой», - все это Стефан Ковальски перенес, получив взамен ни о чем не говорящий сопутствующий диагноз «посттравматическая энцефалопатия». Звучит вполне солидно, если не знать, что на медицинской латыни это означает «непонятное мозговое расстройство, наступившее после травмы». И ничего более.
Так как поступить, - заставил себя вернуться к записке Вальтер, - признать пожар в лаборатории Ковальски запланированным? Некоей дымовой завесой, прикрывшей его отход? Хорошо, пусть будет так, решил Герван, но рассматриваемые фразы не вычеркнул, а обвел неровным овалом, оставляя возможность вернуться к ним в последующем для повторного рассмотрения.
Дальше. «БОЛЬШАЯ ПРОСЬБА: ЗАБЕРИ МЕНЯ ОТСЮДА И ВЫТАЩИ ОТТУДА». Явное противопоставление «здесь» и «там». «Оттуда» должно означать: из клиники, где он теперь содержится. Во всяком случае, из места, отличного от того, в котором находится читающий записку.
– Кстати, - спросил он, неожиданно подняв голову от лежащего перед ним текста и обратившись к вздрогнувшей фрау Марте, - когда вы последний раз требовали, чтобы Стефана передали вам для домашнего выхаживания? У него, в конце концов, есть мать и жена, способные обеспечить уход, остаток денежных средств…
– Я всякий раз спрашиваю, - вскинула седую гриву хозяйка.
– Я вам уже говорил: письменно нужно требовать, - устало произнес Вальтер, по укоренившейся врачебной привычке начиная выговаривать женщине, словно малому ребенку, - официально обращаться в директорат, в медицинский совет…
– Ты что, не веришь? Я могу принести все их отказы с обоснованиями!
– Позже, – Герван решил не давить на нее. – Позже, фрау Марта!
С завтрашнего дня он сам займется этой проблемой. К стыду своему, слишком доверившись коллегам и понадеявшись на пробивные способности матери Стефана, Вальтер пустил дело на самотек. Однако, похоже, без привлечения психиатрических светил вытащить Ковальски из клиники будет непросто. Особенно, если вспомнить о ее бюджете, формируемом на 80 процентов благотворительным фондом «Берлинер Фармверк».
Он закрыл глаза и снова сосредоточился.
«Забери меня отСюда», - вспомнил он, и чем дольше раздумывал над этой фразой, тем меньше ее понимал. Откуда – отсюда? Из клиники – понятно, из нее предстояло именно «вытаскивать», здесь же просили просто забрать… Черт бы побрал Стефана с его шарадами! А, быть может, все проще?
Вальтер откинулся на спинку дивана и осмотрел комнату.
– Когда Стефан навещал вас в последний раз? – спросил он, отмечая в памяти фотографии и гравюры, книжный шкаф во всю стену, в нише которого громоздилась телевизионная панель на широкой металлической лапе. Добавились куклы Габи – целая коллекция авторских кукол, исполненных в разных манерах и выставленных за стеклом, перед корешками книг.