– Стефан? – переспросила Марта. – Трудно вспомнить, столько времени прошло. Да и вообще – с тех пор многое случилось…
– Попробуйте вспомнить! Ведь наверняка вы где-то здесь разговаривали. О чем?
– Нет! – хлопнула фрау Ковальски ладонью по столу. – Я вспомнила! – она торжествующе посмотрела на удивленного Вальтера. – Отличная у меня память! Самый последний его визит был неудачным: он не позвонил заранее, и я поехала к герру Шварцхольту в «Литературное кафе», задержалась буквально минут на сорок, может, на час, но Стефан не дождался и уже уехал.
– То есть, в дом он не входил? – уточнил Вальтер.
– Почему? Ключи у него всегда лежали в машине – мало ли что!
– Ага… - пробормотал Герван. – И он ничего не оставил? Записки, пакета, фотографии? Это ведь старые фото, - он показал на снимки. – Новых не прибавилось? Местами не поменялись?
– Нет! – отвергла Ковальски его подозрения. – Все, как висело, так и висит. Но знаешь что? Он ведь пристроил в уголок вот этого страшилу…
Она поднялась, подошла к книжному шкафу и отодвинула стекло одной из полок, заставленной куклами.
– Вот, взгляни!
Эту куклу Вальтер узнал. Не саму куклу – в нынешнем ее виде, с деревянным грубым туловищем, с суставчатыми ручками и ножками, болтающимися на петельках из гнутых канцелярских скрепок, - но несоразмерную пластилиновую голову, насаженную безо всякой шеи на чурбачок в два пальца толщиной.
*****
Это был предпоследний визит Стефана, и случился он месяца за три или четыре до пожара в его лаборатории. О чем они тогда говорили? Черт, будто ветром выдуло! Вальтер копался в памяти, не замечая, как опасливо наблюдает фрау Марта за его гримасами.
Это было точно будним вечером, - не вспоминал, а, скорее, вычислял он. – Кажется, он тогда немного выпил: не больше обычного, пару порций виски и еще бокал вина за ужином. Сидел ли за столом Стефан? Может быть. Как правило, он легко соглашался поболтать с Анной-Лизой и перешутиться с Мартином. Кстати, да, – пластилин появился в руках Ковальски в виде неуклюжей поделки сына Гервана, оставленной на полочке кабинетного торшера. Именно ее Стефан и превратил за пять минут в шаржированное изображение собственной головы – прямо на глазах, словно фокусник. Но каким образом она оказалась здесь, да еще приспособленной к совершенно идиотской кукле?
Вальтер поднес ее ближе к глазам, повертел в руках. Пластилиновое лицо несколько изменилось: потеряло четкость, запылилось, кое-где к бурой массе прилипли волоски. Но самое главное – у той головы, что вышла из рук Стефана, был очень длинный, почти пиноккиевский, нос, а у этой он оказался коротким, словно обкушенным…
Как там в записке: «БУДЕТ ТРУДНО – ПОРОЙСЯ В ГОЛОВЕ»? Вальтер раньше, чем успел задуматься, стоит ли это делать, вдавил большие пальцы в затылок поделке. Две секунды – фрау Марта и охнуть не успела – потребовалось, чтобы развалить пластилиновый комок почти пополам. Внутри оказался плотный шарик из конфетного станиоля, а в нем – матово-белая капсула, каких тысячи в любых аптечных баночках и блистерах.
– Что это? – спросила фрау Марта.
– Подсказка, - ответил он, и вдруг вспомнил редкое слово – «бустер». Почему оно вынырнуло в сознание? Причем здесь этот термин, используемый, кажется, лишь в ракетной технике? Посидеть бы, подумать без спешки… Вальтер взглянул на часы – почти семь. – Фрау Марта, - сказал он, - мне показалось, или вы и в самом деле обещали напоить чаем?
– Ах ты, господи, старая я перечница! – спохватилась Ковальски. – Габи! Чайник вскипел? Неси все сюда!
Через минуту на столе появились холщовые салфетки, чашки с блюдцами, сахарница и сэндвичи с ветчиной на широкой белой тарелке…
В конце концов, он ничем не рисковал: нелепо предполагать, что Стефан направил его своей запиской к этому моменту, чтоб разом все и оборвать. «ПОРОЙСЯ В ГОЛОВЕ», - написал он, и в голове куклы, действительно, оказался сюрприз. Хотелось бы ему спрятать в ней развернутую инструкцию, это можно было сделать без труда – карты памяти нынче стали столь малых размеров, что приходится помещать их в адаптеры, позволяющие брать пальцами и вставлять в бытовую технику. Вот только Ковальски не планировал оставлять ему инструкций. А чего же он ждал от Вальтера?
Капсула была как капсула – чуть сладковатая, если покатать ее во рту языком, чуть липнущая к нёбу. Интересно, из чего сейчас делают эти оболочки для лекарств? Стыдно признаться, но Гервана никогда не занимали подобные вопросы. В прошлом, помнится, использовалась сахарная глазурь и желатин, а теперь, наверное, очередной чудо-полимер, растворяющийся по заказу либо в соляной кислоте желудка, либо в щелочной среде кишечника?