– …Да очнись же, мать твою!
Его тормошили так сильно, что блаженство лопнуло. С нарастающим звоном в ушах Мучик пришел в себя.
– Вот, смотри, бл…, вроде очухивается! – орал кто-то над ухом. – Я ж говорил, на х…, надо было его сразу колоть! А ты, бл…, «травма, травма!» Какая, в п…у, травма! Еб…ли по башке – это не травма, это х…ня! Мучик, ё… твою мать! Открывай глаза, слышишь!
Он попытался выполнить требование, и со второй попытки это удалось. Над ним склонилось полузнакомое лицо – смуглое, с глубокими морщинами, будто прорезанными бритвой по лбу, длинным носом, расширяющимся от тонкой переносицы книзу, и блекло-голубыми – почти белыми – глазами с точками зрачков.
– Вы кто? – попытался он отстраниться, привстав.
– Как кто? – неподдельно удивился обладатель белых глаз. – Х… в пальто! Ты, б…, не выё…ся, очнулся – ништяк! Нас… на пистолет – уже то зае…сь, что сам живой!
Мучик никак не мог сообразить, где, в каком сумасшедшем доме он вдруг очутился. Лишь смутное воспоминание о человеке с провалом вместо рта и меркнущем небе удерживало его от немедленных действий. Он затягивал паузу, скользя взглядом по помещению.
Внушающий брезгливость Белоглазый стоял прямо перед ним, шагах в двух позади – сутулился парень с землистым лицом печеночника. Сзади него были стол, шкаф из тех, что называются «горка», непонятное кресло с деревянными подлокотниками и такой же окантовкой жестко выгнутой спинки. Картинка выглядела неестественно резко, крупитчато, царапала глаз.
– Вы кто? – повторил он. – Какого черта вы на меня орете?
Белоглазый обернулся к парню.
– Что за х…я? Память ему, в п…, отшибло, что ли?
– Такое бывает, - кивнул тот. – Я не врач, конечно, я только фельдшер. Но придушили его крепко, да и по лбу, похоже, приложили. Судя по тому, сколько он без сознания пробыл – наверняка сотряс получил.
– И чё сейчас? Мне, на х…, бригадир нужен, а не баклан беспамятный. Может, его кольнуть чем? Первый укол продернул, может, ему, б…, от второго еще лучше станет? Чего ты ему засандалил?
– Кофеин с кордиамином.
– Кофеин-пох…ин… Насрать. Еще один укол набери!
– Эй! – остановил парня Мучик, увидев, что тот двинулся к столу, на котором стояла дерматиновая сумка с красным крестом. – На хрен все ваши лекарства – я нормально себя чувствую!
– Во! – обрадовался белоглазый, резко обернувшись к нему. – Он уже и говорит нормально! Может, и меня вспомнишь?
Мучик посмотрел на него, сосредоточился на мгновенье и вздрогнул от выскользнувшего из глубины памяти на поверхность образа.
– Проводник!
– Во, б…, дошло!
– А почему вы…
Это была ошибка. Белоглазый присел, не отвечая, на корточки возле дивана, посмотрел на него снизу вверх. Нехорошо посмотрел, изучающе.
– Капуль, выйди! – скомандовал он.
Русоволосый попятился, нащупал задом дверь, развернулся и быстро за нее скользнул. Проводник улыбнулся тонкими губами.
– Ну, а теперь, б…, колись на месте: что это во мне изменилось?
Мучик только теперь испугался. Он вдруг осознал, что перед ним – не посторонний, от которого можно отделаться, послав подальше. Перед ним Проводник, от которого зависит, жить ему или сдохнуть.
– Мне просто показалось. Померещилось… - соврал он.
Выкрутиться не удалось.
– В глаза смотри, сука! – рявкнул Проводник, оставаясь на корточках и продолжая имитировать своим оскалом улыбку. – Сдается мне, что неспроста ты меня забыл. Этот Капуль, балбес, жердина х…ва, в медицине соображает еще хуже, чем я думал. Уж не спал ли бригадир Мучик, пока мне баки заколачивали, что он в полном отрубе? А, Мучик? Спал? Колись, сука! - взвился Проводник с корточек, кошачьим движением хапнув из кобуры пистолет.
– Я? – дернулся Мучик.
– Головка от х…я! Ну! Спал, сука, и сны смотрел? Когда, б…, народ, не смыкая глаз, пашет у станков и в полях… Когда солдаты, б…, пачками жизни свои кладут! Присягу забыл, падло? Забыл, что враг не дремлет, что нельзя тратить попусту ни единой секунды времени, что наш единственный выход – вперед и только вперед?!