– Очень много рук! – сказал Джон. – Сколько в горсти песчинок.
Вомут звякал крышкой, снова и снова заставляя появляться из сопла струйку пламени.
– Очень много… - согласился он. – Столько даже не нужно.
– Ты можешь разводить костер ночью, чтобы согреться, жарить рыбу на углях и печь бусуги! – подхватил Маккормик. – Огонь очень помогает жить!
– Огонь? Мне жены помогают жить. И дети, когда взрослые. Хорошо, когда много жен, правда? Тогда можно весь день лежать… И ночь лежать… Жены с двух боков греют, если совсем холодно – можно третью на себя положить…
Вомут еще звякал крышечкой, но рука его уже разгибалась, пока совсем не легла на песок. Закрылись ли глаза – Джон снова не разобрал, но дать вожаку заснуть он никак не мог позволить.
– Вомут! Рыбу жарить хорошо, бусуги печь! – повысил он голос.
– Рыбу? – очнулся Вомут. – Есть хочешь? Сейчас крикну Джубе. Джуба!! – рявкнул вожак. – Рыбу мне неси!
Со стороны берега раздался ответный крик, но потоньше. Там, на отмели, женщины племени бродили по колено в воде, собирая съедобные ракушки. Нащупают босой ногой, присядут, вытащат на воздух и раскусывают панцирь, чтоб тут же очистить, как яйцо. Ракушки сразу нужно съедать, пока свежие – тухнут уж очень быстро.
Через минуту заскрипел песок, рослая вомутка с едва начавшей седеть шерстью приблизилась к навесу.
– Вомут, рыбу принесла! Не совсем большая только. Еще ловить?
Рыбина по местным меркам была и впрямь небольшая, с локоть длиной. Пробитая грубой острогой у самой головы, она разевала рот, беззвучно жалуясь небу на выпавшую ей долю.
– Хватит тебе? – спросил вожак у Маккормика.
– Да я не хочу есть, спасибо, – отказался Джон.
– То хочешь, то не хочешь! – проворчал Вомут. – Не поймешь тебя. Хватит, Джуба, не лови больше!
Жена кивнула, отдала рыбину Вомуту, побежала к воде. «Буручиг! А ну, быстро иди к берегу! Сколько раз говорила – не ходи далеко!» - раздался с той стороны ее раздраженный голос. Наверное, кто-то из вомутов-малышей далеко забрел по мелководью.
– Давай покажу, как жарить! – продолжил прерванный разговор Маккормик. – Мягкая будет рыба, вкусная.
– Показывал уже… – пробормотал Вомут.
Волосатыми пальцами он отрывал плавники, ногтем подпарывал рыбью шкуру на спинке. Та еще жила, в последний раз беззвучно вознося молитву рыбьему своему богу.
– Рыба – она и есть рыба, – вдруг решил пофилософствовать Вомут. – Она всегда мягкая, пока свежая. Когда высохнет – твердая будет, невкусная. Но мы сухую рыбу не едим – зачем? Свежей в реке полно.
Ему, наконец, надоело шевеление рыбины, и он, откусив ей голову, выплюнул далеко на песок. Вырвал пальцем кишки с плавательным пузырем – закопал в ямку, прямо перед коленями Маккормика. Заодно и руки от крови с чешуей очистил.
– Может, будешь? – в последний раз предложил Джону.
– Нет! – тот решительно мотнул головой.
– Как хочешь…
Пока вожак насыщался, Джон с тоской смотрел на полузасыпанную песком зажигалку, брошенную поодаль. Забрать? Хорошая ведь вещь. Или оставить? Вдруг вспомнит про игрушку, заинтересуется? Хотя вряд ли. Вомутов надолго не хватает – поиграют и бросают где попало. Сколько безделушек он сюда перетаскал: и ножи, и топоры, трехзубую острогу в прошлый раз приносил – хорошую, с зазубринами, чтоб рыба не соскальзывала. И где все это богатство? Где-то здесь, на пляже. Брошенное, забытое, сломанное, никому не нужное.
Черт! Вот уж воистину – рай идиотам достался. Тепло (даже жарко! – отметил Джон, ощутив, как защипало шею), полные реки рыбы, съедобных ракушек, сладких и мучнистых водорослей. В лесу – грибы, ягоды – хоть комбайнами собирай, жирные улитки, орехи-бусуги, за которыми даже на деревья лезть не нужно, сами падают. Крупных хищников нет, а мелкие вомутам стараются на глаза не попадаться. Видел как-то раз Маккормик, как одна из жен поддала ногой пучунгу – шагов на десять отлетела, даже не завизжала толком, только хлюпнула. Там же, где упала, в песок ее и закопали. А ведь крупная пучунга была – с земную овчарку ростом. Да не за тем дитенышем поохотиться решила…