Вомут доел рыбину, рыгнул, покопавшись во рту, достал застрявшую в зубах косточку. На этом он долг перед гостем и семьей посчитал выполненным, закрыл глаза. Пальцы правой руки снова зарылись в песок, начали медленно его перебирать. Зажигалку окончательно засыпало.
Вздохнув, Маккормик поднялся. Увязая башмаками в промытом рекой и дождями мельчайшем песке, он направился к недалекой рощице. Рядом с ней, с соблюдением все предписанных норм и правил, была развернута русская фактория с вертолетной площадкой. Уже на ходу поднял воротник и нацепил солнцезащитные очки. Ф-фу! Ну и жарища!
Агушин очень изменился с последней встречи. Черт с ним, с его загаром – повезло человеку с кожей, принимает она местный ультрафиолет! Но немыслимые шорты в белую ромашку по колено! Но неровные, черные с проседью борода с усами, скрывшими верхнюю губу, засаленные волосы и потная грудь! Совсем, что ли, опустился русский? Хоть бы сандалии надел – шлепает по земле босиком, не замечая грязи на собственных пятках.
– А, профессор! – воскликнул Агушин, когда Маккормик остановился в нескольких от него шагах. – А я-то думаю-гадаю, чей это вертолет с утра нарисовался! Что ж не зашли, не поздоровались? Мы бы вас кофейком напоили!
Он обернулся к возводимому на границе участка стеклянному кубу, крикнул, перекрывая треск электросварки и гуденье трансформатора: «Дарья! Смотри, кто к нам пожаловал!» Спустя мгновение Маккормик различил за стеклом белое пятно – его рассматривали. Впрочем, почти тут же пятно исчезло, а в прямоугольном отверстии, проделанном в стеклянной стене (дверном проеме?) появилась крепкая русоволосая женщина. Слава Богу, хоть Даша держится, – подумал Джон, разглядывая ее полинявшее, но чистое платье.
– Привет, Джон! – махнула рукой на ходу Дарья. – Надолго к нам? Или опять с инспекцией? – это она сказала, оказавшись уже совсем рядом.
– С инспекцией! – не мог не улыбнуться Маккормик. – Сейчас отдохну, и выше по реке двину.
– К канадцам?
– К ним.
Дарья тоже хорошо переносила солнце, несмотря на светлые волосы. Лишь загорала она странно – лицо, шею и верхнюю часть груди, видневшуюся в вырезе платья, густо обметало веснушками. Особенно много их было на переносице и под глазами. А еще она очень приятно улыбалась, демонстрируя белые мелкие зубы.
– Слышал я, док, китайцы сворачиваться решили? – спросил Агушин, когда все втроем они направились к стандартному жилому куполу.
– Уже, – кивнул Маккормик.
Он воспитанно предложил даме руку, и теперь она шла рядом, подстраиваясь в такт его шагам. Теплое бедро Дарьи иногда касалось его комбинезона, и это было невыразимо приятно даже на этой чертовой, опостылевшей за восемь месяцев жаре.
– А Буггер почему с вами не прилетел? Полагается же вдвоем на инспекции?
– У Буггера небольшое расстройство здоровья, – дипломатично ответил Джон.
Не объяснять же каждому, что у Карла на заднице образовался здоровенный фурункул, который позавчера вечером пришлось вскрывать. Какой из него сейчас пилот, если он до туалета дойти без посторонней помощи не может?
– Жаль – он мне понравился. Нормальный мужик, хоть и водку не пьет.
– Да, не пьет, – согласился профессор. – Проходите, пожалуйста! – и он пропустил Дарью в купол впереди себя.
Русский даже не вспомнил о приличиях – как шел, так и вошел, не оглядываясь.
– Ну-с, - сказал, наконец, профессор, отставляя стакан с не успевшими растаять кубиками льда, - а теперь объясняйте, что вы там затеяли за стройку!
Они сидели за откидным столом в тесном кухонном блоке. На двоих места вполне хватало, но чтобы усадить профессора, пришлось чуть подвинуть холодильник и принести третий стул из гостиной. В ней, в гостиной, Маккормик сидеть отказался, с порога углядев разбросанные по всей комнате мужские вещи и неубранную постель, а трясти перед его носом несвежим бельем Агушин, слава Богу, постеснялся.
Русские переглянулись. Джон с удовольствием отметил, что Дарью бросило в краску – сразу стало ясно, что дело нечисто и он с инспекцией нагрянул как нельзя кстати.
– Видите ли, господин профессор, - начал после паузы, занятой переглядыванием Агушин, - как вы можете заметить, купол – жилище тесноватое, а мы к простору привыкшие…