Я удобнее устраиваюсь на сиденье в конце салона. Решаю не привлекать к себе внимания - пусть костюм и правдоподобно воспроизводит обычную одежду (что кажется мне достаточно странным и уж больно фантастическим), но все равно как-то не по себе от одной только мысли, что в неподходящий момент он может проявиться во всей своей кибернетической красе. Рядом лежит пакет с документами и ствол.
Отдергиваю потрепанную занавеску и выглядываю из окна. Здание вокзала уже почти не видно в наступающих сумерках - только мощная лампа, висящая над дверьми, говорит о том, что вокзал все еще работает. Дальше, на фоне тонкой алой полоски заката, виднеются крыши домов и магазинчиков. Вскоре и они, и вокзал остаются позади.
- Никогда не бывал в Балтиморе, - говорю я Хоуп, когда наш автобус выезжает на шоссе; хруст гравия сменяется шелестом асфальта, а жилые виды - стеной деревьев и полями. - У меня тётка там жила. Не плохая женщина была, но уж больно любительница позлорадствовать.
Никогда не упускала возможности прокомментировать чье-нибудь падение или ошибки - мои особенно. Любимой шуткой было предложить мне поехать к ней в гости, а наутро уехать без меня.
До четвертого класса велся на это и только к концу пятого понял, что она так издевалась надо мной - удовольствие от этого получала. А мне из-за неё так и не удалось увидеть Балтимор.
- Если хотите, могу рассказать вам о нем? - предлагает Хоуп - У меня есть в базе данных информация о каждых достопримечательностях города.
- Нет, не надо. Вдруг по твоим россказням он мне не понравится, а на самом-то деле окажется ничего так. Не хочется портить первое впечатления.
Автобус круто сворачивает, вещи на полках скользят, накреняются, угрожая свалиться на головы их хозяев, но возвращаются обратно, когда автобус выравнивается и, дергаясь, едет дальше.
- Слушай, Хоуп, - говорю я после некоторого молчания. - Могу я тебя спросить?
- О чем?
- О Кейт Беккер. Кто она такая и для чего ей нужны эти документы?
- Они ей не нужны, - отвечает Хоуп. - Бумаги мы должны передать совсем другому человеку. Мисс Беккер же даст нам его адрес и кое-какую информацию, а мы взамен поможем ей в одном деле.
- Деле? - переспрашиваю я.
- Да. Узнаете об этом, когда встретитесь с ней лично
- О, как же у вас все тут запутано, - вздыхаю я. - Прямо таки дэвидо-коперфильдовская муть какая-то. Тайны, интриги и прочая хрень. Не по душе мне все это - слишком много непонятного, и слишком много тех, кто хочет выехать за мой счет. Задницей чувствую - обязательно во что-нибудь вляпаемся.
В это время автобус снова входит в поворот, и тут у меня под ногами раздается оглушительный скрежещущий звук. Из-под приборной панели тут же валить дымок, а к запаху бензина добавляется запах тухлых яиц.
Водитель чертыхается, выкручивает руль вправо, и автобус, переваливаясь с боку на бок, съезжает на обочину.
- Корыто с гайками! - ругается он, вылезая из салона. - Долбанная развалюха!
Несколько минут водила, громыхая железом, копается в моторе, потом залазит обратно в автобус и заводит его.
Зажигание трещит, двигатель чихает, а пассажиры огорченно вздыхают, предчувствуя долгую поездку к месту своего назначения.
Все кроме бабулек высыпают на улицу. Я выхожу последним.
Вдоль шоссе растут молодые клены. Слышно, как в их густых кронах, копошится ветер, тихо шелестят листья. Свет от автобусных фар, протягиваясь по мокрому от вечерней росы асфальту, убегает вперед и теряется через пятнадцать метров в густых сумерках.
Подхожу к водителю. Толстяк в Ред-Сокс и девица остались у дверей.
- Проблемы? - говорю я.
- Колымага хренова, - отвечает водила, копошась руками во внутренностях машины; продолговатый фонарь, висящий на капоте, освещает его озабоченное хмурое лицо. - Пятый год уже дают новые автобусы, и все ни как не могут дать. Приходиться ездить на этой чертовой табуретке... А, твою же мать! - он отдергивает руку. - Жжется скотина!