Возле одного из зданий, которое, по сведениям от Аманды, служило рабочим цехом для «серых» артефакторов, особенно веяло горячей проработанной маной в воздухе. А это уже говорило о многом.
Когда же мы приближались к обиталищу Жезаря, я снова почувствовал ману в пространстве. Причем это довольно высокая концентрация, а значит — слухи не врут: Яков Савельевич действительно мастер-артефактор. И, несмотря на свой характер, даже не скрывает этого, будто бросает вызов всему миру. Интересно.
— Приехали, Алексей Федорович, — сообщает Никита, когда я это и сам вижу.
— Жди здесь, — велю ему я, а сам направляюсь к воротам.
Никита будет в качестве телохранителя, потому что никаких машин сопровождения с гвардейцами я с собой предусмотрительно не беру. Как уже говорил, к Жезарю нужен особенный подход. И когда я познакомлюсь с его работами, уже тогда сделаю вывод — а стоила ли игра свеч? По предварительным данным — определенно.
Стучу по воротам и жду. Понимаю, что, возможно, это вопрос не нескольких секунд, а скорее, минут. Однако я не опоздал, а значит, уже избавился от стариковского ворчания по этому поводу.
Минуты три спустя слышу сбивчивые шаги по ту сторону высокого индустриального забора — из бетона и стальных листов. Самое то для этого района, здесь у всех такие.
— Кто⁈ — звучит хриплый голос с той стороны. Такое чувство, что у Жезаря вместо голосовых связок какой-то механизм, который он давно не смазывал.
— Алексей, — отвечаю я, опуская все требования этикета по тому, как должны представляться благородные.
Дверь передо мной с легким скрипом открывается. И я вижу жилистого старика с седыми, колючими, как проволока, бровями. Его седая борода покрыта пятнами сажи. Яков Савельевич внимательно вглядывается в меня, и в его светлых глазах читается не любопытство, а лишь привычка видеть насквозь.
Он облачен в тяжелый кожаный фартук с замысловатыми защитными рунами. Под ним угадывается плотный камзол, переплетенный тончайшими стальными нитями. На руках мастера целые сети шрамов, магических ожогов и подобных неприятных следов прошлых ошибок. Пальцы, узловатые и потрепанные, сжимают закопченный острый инструмент с руническим навершием.
Безо всякого уважения он сразу говорит:
— Орлов, что ли? Уходи! Не делаю я для аристократов ничего…
Я не поднимаю голос, не изображаю угрозы, как это бы сделали многие аристократы, что думают, будто бы они пуп земли и им все обязаны просто по праву рождения. Вместо этого спокойно и прямо заявляю:
— Верно, я младший наследник рода Орловых. Однако я пришел за индивидуальным заказом и сделал это строго конфиденциально.
Жезарь какое-то время вдумчиво едва заметно шевелит челюстью и в итоге отмахивается свободной рукой.
— Да заливай мне… Все ваши одинаковы! Хотят покрасивее да подороже, а потом денег нет.
— Может, пройдем внутрь. Дайте мне шанс, просто выслушайте, — говорю я не нагло, но и не падаю на колени, чтобы умолять.
— Во-первых, не надо мне тут «вы-кать»… Во-вторых, — он прям натужно задумывается, — постой-ка, постой-ка… А не ты ли тот самый Орлов, который пленил Новака, поляка того благородного?
— Это я, — отвечаю холодно.
— Орден покажешь? — щурится старик с легкой ухмылкой.
— Нет с собой. В следующий раз — обещаю.
— Пятую руну седьмого плетения мне в глаз! Ладно, заходи. Считай, что сделаю для тебя исключение, — и Жезарь поясняет: — Только потому, что не хрен полякам на нашу территорию лезть. Их здесь только тумаки ждут! — воинственно потряс старик кулаком.
— Благодарю, — вежливо киваю я, стараясь не обращать внимания на его странности.
Яков Савельевич направляется через весь внутренний двор сразу в мастерскую. Уютно здесь, надо признать. Эдакий зеленый садик посреди бетонных джунглей, разве что некоторая трава в черном нагаре, а многие растения слегка пожелтели. Зато под плетенным навесом кресло-качалка, аккуратный столик и… черт возьми, настоящий самовар, разве что работает он от какого-то артефакта, а вместо сапога наверху специальный кожух.
— В новостях говорили, что ты доблестно сражался на передке? Врут аль правда⁈ Не люблю тыловых крыс… — Жезарь шипит последние слова и тем сразу выдает в себе воинское прошлое. Понятно теперь, откуда у него настолько суровая закалка.
— Фамилия Горлов вам… кхм-кхм, тебе о чем-то говорит? — вежливо спрашиваю я.
— О как жежь! Говорит… Так чего?
— Ему можно позвонить и спросить, как именно я сражался.
— Хм, — Яков Савельевич вдруг останавливается, оглядывается на меня и говорит: — Хм-хм, всё-таки правда… Не выглядишь ты как суровый вояка.