– Хреново дело, – протянул Самер, глядя на темную поверхность.
"Эрлан убил тихо"…
Да он сам тихо умер. Нет, не при делах он. Тогда кто, тогда – что? Что хотела сказать Эра?
Сел напротив Нерса.
– Что Майльфольм говорит?
– Ничего.
И тишина. Пять минут, десять, двадцать. Час, наверное, так и просидели – Нерс очнулся.
– Булочки поминальные, – кивнул на хлеб. – Помяните.
И вышел. А ребята так и сидят в ступоре.
Вечерело – Лала в комнату зашла, зеленая вся, трясет девчонку. Лицо опухшее, глаз дергается. К кружке с напитком потянулась, а та ходуном ходит. И не сдержалась, заплакала истерично, навзрыд.
Самер ее к себе прижал, душа крики, всхлипы, и точно поверил, что за дверью Эрика спит.
– Ну, хватит, хватит, – насильно выпоил поминального. Подавилась, и опять ревет.
– Я… я… я же… она… мы… на насыпи… а он…
Шах очнулся – уставился.
– О чем ты?
Рыдает, лапочет – не разобрать. Даже думать не стал – в кружку питья налил и прямо в лицо ей выплеснул. Очнулась и она и Самер. Один мысленно выругался, ладонью с лица липкую жидкость стряхнул. Вторая во все глаза на Вейнера уставилась, перепугавшись, а может просто в шоке.
– Майльфольма видела?
– Он… да. Поговорить, сказал. Эя обрадовалась ему, а потом чего-то насторожилась. Он как из-под земли вырос.
– О чем говорили?
– Я… – и плечами пожала, головой замотала. – Как да что… Страж, мол, мой… Поговорить, оставь…
И опять в слезы.
Самер вздохнул, обнял и вывел.
Шах остатки питья в кружке глотнул и вновь замер, уставившись в одну точку.
Ночь сгустилась, а он все сидит и перед собой пялится. Никаких эмоций, никаких целей, ничего – пустота внутри, дикая, тоскливая, и тонет в ней, и всплывать не хочет – некуда, незачем. Только на миг вдруг почудится поляна с цветами и Эра смотрит с поволокой, улыбается. Плечи узкие, точеные, руки нежные…
Только нет ее больше. А не верится. И жаль до боли, что зайти к ней не может – Эрлан там. И за него душу мутит. Одна надежда – немного и придет в себя, а внутри тонкой стрункой эта надежда обрывается – не придет. Знать и желать – вещи разные.
Самер весь пол за его спиной истоптал. Радиш на столе на руки улегся – спал, а Шах все сидит не шевельнется. Глубокой ночью уже заглянул к Эрлану – тот руку Эре целовал, к своему лицу прижимал и все шептал что-то, лицо безмятежное, словно сказки рассказывает. А у нее застывшее, белое, как снег.
– Не трави себя, поспи, – отодвинул от дверей Шаха Самер. Тот смотрит будто и не здесь:
– Его вытаскивать надо.
– Вытащу. Поспи.
– Не хочу, – отошел к столу.
Кто-то приходил, кто-то уходил с вечера до утра – не замечал. И не заснул – вырубился прямо за столом.
Глава 44
Вейнер проснулся, вскрикнув, привиделось, что Эрика умерла. Взгляд поднял – туман за окном густой. Радиш за столом спит, Лири рядом сидит. В конце, к стене прислонившись, сидит Самер и из полуопущенных век кого-то рассматривает. За взглядом проследил и даже вздрогнул – Эрлан рядом сидит. В первый момент не признал брата – черный, осунувшийся, ощущение, что лет на двадцать за ночь постарел. Лой пил и смотрел в окно. Вейнер ему заботливо придвинул булочки. Тот глянул на Шаха так, словно он яд ему предложил. Взмах руки и блюдо с поминальным полетело в брата, хлеб посыпался, подскакивая, по столу, полу разлетелся.
Вейнер замер, разглядывая булки у себя на коленях. Положил на стол, смиряя ярость. Хотел все -таки пару слов сказать, но Лой кружку отодвинул и вылез из-за стола ни на кого не глядя, опять в склеп к мертвой ушел.
Лири вздохнул, глядя на рассыпанное:
– Вот так много лет и жил. Зверем.
Самер глаза открыл, поддался вперед и вроде за булочкой.
– Убивал?
– Шутишь? – недоуменно уставился на него страж. – Как багов не рубить? Как на красную сторону идем, обязательно ввяжется.
– Часто ходили?
Не понравились стражу вопросы – губы поджал, как заявил: больше слова не вытяните.
– А Майльфольм?
– Что – Майльфольм? – не понял, но при упоминании имени потемнел от ненависти. – Падаль, едино слово. Предал всех. Хозяин мог его изгоем сделать – пожалел. Зря! – кулак сжал. – Вот оно, как аукнулось. Эта тварь жив, а сестер Лайлох нет.
– Сестер? – встрепенулся Радиш. Страж покосился на него:
– Нейлин сперва не уберег, да мало, помолвку ее расстроил, взял девку-то. Теперь вон, – на двери в соседнюю комнату кивнул. – И до младшей добрался. Ему правом защищать дано, а он все побеги выдернул.
Самер булочку взял, сжевал с напитком и спросил тихо:
– А как понять: Эрлан убил тихо?
– Чего понимать-то? Подошел тихо со спины да голову свернул, – проворчал и булочку взял, жевать стал, отвернувшись.
Вейнер затылок оглаживал, с друга взгляда не спуская:
– С чего такой вопрос?
– Просто. Ударило, что-то в голову, – рукой махнул: мол, в ум не бери.
А сам вторую булку взял, ел и соображал. То, что Эрлан Эру убил, в этом сомнения большие были. Если эту версию вовсе отмести, получается что нужно искать другого покойника. Кого мог убить Эрлан тихо? Ответ сам напрашивается – хоть кого. Это сейчас он громко убивать готов, и без разбора. Посмотришь на него – в дрожь кидает – сам бы харакирнулся.
Но Эра сказала, значит это важно. Как же найти тот важный труп? Где? Здесь, у Робергана, на красной стороне? Сегодняшний, вчерашний, десятилетней давности? Кого он такого убил, что Эре в последний миг покоя не давало и не на помощь позвать, а именно это донести пыталась.
В Моренте вроде все целы. Или нет?
– Давно здесь никого не хоронили, – посмотрел на Лири. Но вместо него Ежи со стороны двери ответил:
– Три года.
– А ты чего там? Давай за стол, – удивился Самер.
– Да были уж. Здесь постоим, – прогудел уже Азар, страж Самера. Незаметный мужик, светлый его порой не замечал, порой вовсе о нем забывал.
– Отдыхать идите, – заметил и своего Радиш. – Столпились, делать вам нечего.
– Право наше…
– Свободны! – рявкнул Вейнер – сдуло.
– А Кейлиф где? – уставился на Лири Самер. Тот губы поджал, скривился.
– Здесь, – выдал нехотя.
– Где?
– Ристан его отхаживает. Опозорился, какой страж теперь, ежели хозяйку не уберег.
– Ее убереги, она вон…
– А неважно! Погибла светлая – за то со стража спрос! Ему доверили, а он? Стыд на весь род! Да сам знает, что не отмыться. Изгоем теперь ему быть.
– Это как? – поинтересовался Радиш.
– Да так. Никто в дом не пустит, за стол не посадит. Права нет. Убьют и никто за то не спросит. Подыхать будет – руку не подадут. Нет его теперь ни для нашего мира, ни для мира предков. Будет один как придется меж мирами болтаться.
– А помочь?
– Сам изгоем станешь. Никто к нему не подойдет, хоть что ты делай. Ни хлеба куска, ни крова, ни слова ему теперь, – ладони на столе сложил, и вздохнул.
– Жалко.
– А дите да мать не жалко?! – взвился и опомнился на кого лает – притих.
– Ты вытащить его можешь? – Вейнер кивнул на двери, за которыми Эрлан себя вместе с Эрикой погреб.
Лири потерянно глянул:
– Даже не пытайтесь.
– Эру похоронить надо.
Страж уставился на Самера с тоской и безысходностью:
– Не знаешь ты его, изначальный. Иди, сунься с похоронами – тебя первым и схороним.
– Не в себе он, ясно же, – бросил Вейнер. Выпил, что в кружке оставалось, и вылез из-за стола.
– Ты куда?
– Пройдусь, – буркнул. Сил не было сидеть, зная, что та кого любил – умерла, а родной брат, которому немало напакостил – с ума сошел.
– Присмотреть за ним надо.
– За вами за каждым в десять глаз теперь присмотр будет, – пробурчал Лири, вылезая. Настойки налил, в коридор выглянул, убеждаясь, что Вейнер не один пошел – Ежи за ним, и к Эрлану – напоить хоть.
А Самер, пока ушей лишних нет, Радиша поманил:
– С Эрой свяжись.
Тот выпрямился, уставился, как на идиота:
– Сбрендил? Она только ушла.
– И что?