– Нельзя тревожить да и толку не будет. Тяжело ей сейчас, понимаешь? Вызову – остаться может. Хочешь, чтоб меж мирами зависла и привидением жила? Мало беды? Ты что думаешь, она там ничего не видит, не чувствует?
– Ты кому говоришь? Сам там бывал.
– Ты из тела выходил, а ее выкинули. Разница. Кто в свой срок умирает, того родня встречает, а раньше выкинули – зависают. Качни отсюда – здесь и останутся. Не трогай – с той стороны родня отыщет. Жизнь отобрали, так хоть покой у нее не отбирай, совесть имей.
– Видел ее? – спросил совсем тихо. Радиш голову склонил почти до стола:
– Да. Растеряна. Но ушла. Значит, есть шанс, что ее найдут. Не буду я ее тревожить, мешать не стану. А ты чего вообще? – дошло, уставился пытливо. – Зачем?
Самер палец к губам приложил, давая понять, что инфа только для него будет. Мужчина чуть заметно кивнул и ближе к другу придвинулся.
– Последние слова Эры: "Эрлан убил тихо". Последние, понимаешь? Мне.
Радиш лицо ладонью обтер, сразу, что к чему сообразив:
– Мать!…
Самер согласно кивнул и оба задумались.
Вейнер шел по улочкам, сам не зная куда. Серым город казался, унылым, скучным. И мужчина не понимал, что здесь делает.
Ноги сами принесли на ту поляну, где они с Эрикой были. Даже цветы еще не до конца распрямились, а ее нет. И странно это, и мутно от того. Сел рядом, ладонью цветы накрыл примятые и кажется вот она, глаза закрой и живая. Открываешь – нет.
Шаги за спиной услышал, через плечо уставился – Лала. Встала над ним и смотрит – сумрачная, видно, что и ей тяжело. Наорать бы и в путь послать, а желания нет. Ничего нет. Только ком из слез и боли стоит в горле.
– Один побыть хочу, – губы разжал.
– Одному сейчас нельзя, – села рядом. – Маэр сегодня всех принимает – сходи к нему.
– Он Эру вернуть сможет? – усмехнулся нехорошо, с желчью и тоской.
– С горем справиться.
– Аа… Так пусть Эрлану поможет. А то смотреть на него тошно. Заперся вместе с… болтает, словно с живой.
И глаза ладонью прикрыл – защипало. Потер и лег, на облака смотрит.
– Она любила тебя.
Молчал долго и бросил:
– Она всех любила.
И тишина, не вяжется разговор. Подумать – так о чем говорить? Душу только бередить. Так и молчали, каждый о своем думая.
День канул – а был ли?
Со смертью Эрики что ночь, что день будто занавесили мутной пленкой – есть вроде что-то за ней, но далекое и ненужное, расплывчатое.
Вейнер в поминальный зал вернулся – никого. В залу заглянул – Эрлан так и сидит своей щекой холодную руку покойницы греет. Хорошо, что молчит уже.
Шах прошел внутрь, присел перед братом, стараясь на Эрику не смотреть. Тот сидит у тела, руку к щеке приложил и глаза закрыл – вроде спит. Вейнер чуть колена коснулся:
– Эрл?
Уставился – глаза чистые, ни грамма дремы в них, но и другого нет – пустота да чернота.
– Тебе бы отдохнуть.
– Тс. Эя спит.
– Эрл? Она не спит.
– Спит. Проснется – я рядом буду.
– Не проснется. Никогда не проснется, понимаешь, Эрл? Нет ее!
– Тс, – палец к губам приставил, а руку покойницы так от щеки и не отнимает.
– Даже орать буду – не разбужу. Нет ее, Эрлан. Пойми ты – умерла.
Тот чуть улыбнулся ему, как ребенку неразумному:
– Это ты не понимаешь – спит она, просто спит.
Да, мать же ж! – Вейнер глаза ладонями закрыл не в состоянии все это видеть, выносить. Душа на части рвется, и не знаешь, как противостоять.
Поднялся, руки в брюки сунул. На брата посмотрел, потом на Эру – белая, застывшая.
– Ее… похоронить надо, – выдал с трудом.
Лой исподлобья на него уставился – взгляд звериным сделался:
– Попробуй.
Тон спокойный, а мурашками по телу холод от него.
Мужчина постоял и вышел. Привалился к дверям, соображая, что делать, а в голове как и в душе – пусто.
Лири на светлого уставился, еле заметно подбородком на "склеп" мотнул – что, как он там? Вейнер так же и ответил.
И зависли в тишине и скорби – ни слов, ни мыслей.
Третьи сутки после смерти Эрики шли, и вроде обвыкнуться можно, сжиться как-то, а боль не отпускала. Залезла в сердце змеей, закрылась и жалила изнутри.
Эрлан как привязан, как похоронил себя вместе с женой и не родившимся ребенком.
Вейнер у окна сутки уже сидел. Вытянул ноги на лавке, спиной к стене прислонился и смотрит на городок, на пейзаж, только мимо все, мимо.
Самер рядом бухнулся, специально громко стол отодвигая, специально Вейнера задевая, чтоб очнулся. На дверь в скорбный зал кивнул:
– Выходил?
– Нет.
– Так и сидит?
– Спал. Обнял ее, к животику щекой припал и спал.
А голос безжизненный.
– Ну, вот что, – разозлился Самер. – Быстро в мытню и полоскаться до упора, пока вся хмарь не сойдет. И сюда. Будем Эрлана вытаскивать.
Вейнер горько усмехнулся: наивный.
Сел нормально, руки на стол положил: если б просто так было – сходил и смыл смерть близкого. Если б можно было сгоревшую от боли душу вот так просто взять и вытащить да новую, свеженькую, вставить. Еще и новую любовь туда втащить, желаниями наполнить.
Вздохнул тяжело.
– Я уйду.
– В смысле? – глянул на него Самер, как холодной водой окатил.
– В прямом. Дождусь, когда Эрл хоть немного в себя придет и уйду. Пойду багов бить. Здесь мне делать нечего.
– Аа! Ясно, – кивнул, зубами скрипнув. – Умереть хотим, но с умом.
Вейнер промолчал, уже жалея, что вообще сказал. Не понял его Самер, и не мог понять.
В залу зашли Нерс и еще четверо с ним. Все в темных хламидах с капюшонами. Лири напрягся, встал. Радиш к стене притиснулся, давая ему пройти, и не понимая еще, что происходит.
Нерс широко распахнул двери. Эрлан взгляд на него поднял. Сидел ссутулившись, а тут выпрямляться стал и вставать.
Мужчины в скорбный зал вошли, обходя Нерса и стремясь к покойнице.
– Пора, Эрлан Лой…
И как бомба взорвалась.
Лой мигом озверел, схватил двоих и лбами сшиб, выкинул на Нерса. Того в поминальный зал откинуло. Еще одного в косяк лицом, второго за руку – вывернул и… голову свернул.
Лицо – оскал, в глазах безумие. Нерс к телу – получил со всего маху – улетел к столу.
Самер вскочил, стол прыжком одолел и к светлым, оттаскивать, видя, что Лой с ума сошел и не ведает, что творит. Вейнер на стол вспрыгнул и на пол. Нерса за шиворот и Радишу на руки:
– Держи!
Понял, что брат сейчас всех положит. Один труп уже точно есть.
А тот светильник за ножку схватил – удар по стене и чаша отлетела. Второй рукой – второй, удар – чаша со звоном по полу катится.
Лой застыл в дверях со стойками в руках, как с мечами и всем ясно, что ляжет, а никого не пустит. Гора трупов будет, прежде чем он сам погибнет.
К нему ринулись, и первый же стойкой по лицу получил. Мотнуло, кровь разбрызгивая. Удар под дых и плашмя в лоб железкой и тыльной стороной ладони – на руки стражам отлетел, обмяк. Второго Лой другой рукой придерживал и отправил смаху за первым.
– Стоять!!! – заорал Самер, видя, что светлых прибывает, как раненных и трупов.
Куда там. Лири рядом с хозяином встал, Шах, не думая кулаком одного в рожу и на руки Ежи – оттаскивай и слева от брата, губу разбитую оттирая. И пусть Эрлан сдвинулся, они сейчас все в неадеквате.
– Убирай людей, идиот, – заорал Нерсу Самер, не давая никому пройти в зал, выкидывая пока не напоролись.
Нерс смог встать, закричал, сообразив:
– Стоять!! Все ушли, все!! Быстро!!
Тихо стало, Самера теснить перестали. Нерс разбитый нос потрогал, качнулся, уставился на Эрлана. А тот как неживой – истукан с мертвыми глазами – стоит готовый насмерть биться и ровно ему сколько положит и кого. От взгляда его мурашки по спине – ничего в нем кроме холода и ненависти, глубокой, безумной.
Нерс понял, что и пенять бесполезно – не услышит, как не видит за своим горем ничего. Для него Эйорика все еще жива, и он будет охранять ее тело, пока сам дышит.
И что с него взять?
Как Лайлох достойно похоронить? Вместе с ним, после того, как убьют? Только страж с ним, и чтоб хозяин не творил – на его стороне так же до последнего стоять будет. Еще и Вейнер, этот-то куда?