Я не переставая дрожала. Пальцы на ногах практически не ощущались.
У нас не было чёткого плана, куда идти. Мы понимали, что вернуться к себе домой больше не сможем. Меня окутывала тревога и чувство потерянности. Мой прежний мир рушился, а я не могла с этим ничего сделать, лишь наблюдать. Нам нужно было как можно скорее уйти от митингующих и разозлённых людей.
Длинные небоскрёбы тянулись, кажется, к самому небу. Я знала, где в этом районе можно выпить вкусный кофе, но совершенно точно не знала, где можно переждать наступивший апокалипсис.
Мы старались идти быстро, стучась в дверь каждого магазина и ресторана. Работники даже не хотели слушать нас, захлопывая перед нами двери. От безысходности опускались руки. Мне казалось, что я умру на улице от переохлаждения.
Мы свернули на Кустанайскую ули
Впереди раздались оглушительные выстрелы. Затем все звуки резко прекратились, не было слышно ничего. Мы начали метаться из стороны в сторону, Марк бил по ушам и что-то кричал. Я слышала лишь оглушительный писк, сводящий с ума. В ужасе я схватилась за Луку, стараясь что-то сказать, но не слышала даже себя. Меня толкали другие такие же напуганные люди. В страхе я хваталась за уши, стараясь пробудить слух. Лука схватил моё лицо ладонями и что-то кричал. Его глаза были широко открыты. Я будто оказалась в вакууме, под стеклянным колпаком, который отделял меня от остального мира.
-... ва,.... Шум... Гра... Мы... Беж...- начала я слышать голос Луки сквозь писк, будто откуда-то издалека.
Когда слух начал возращаться, до меня начало доходить, что так пытаются разогнать бушующую толпу. Как только я это поняла и обернулась, то увидела бегущих к нам людей, на лицах которых также выражался страх. За ними следовал огромный жёлтый бульдозер, сметая на своём пути мусорные баки и дорожные знаки. Полиция перешла к радикальным методам. Слух окончательно вернулся и теперь я слышала рёв мотора этого зверя, перемешавшийся с криками толпы.
-Администрация города Москвы призывает жителей к порядку и самоизоляции до тех пор, пока органы правопорядка не разберутся с проблемой, - раздался голос через громкоговоритель.
С другой стороны улицы я увидела заражённых, которые пришли на шум. Их было около десятка. Бежавшие от бульдозера люди стали останавливаться и метаться, ища выход. Заражённые начали нападать на людей.
Мы кинулись в первый попавшийся переулок. Кто-то бежал за нами. Лёгкие жгло. Пульс зашкаливал. Я отставала от ребят. Ноги отказывались бежать, я поскользнулась, упав в грязь, кожу обожгло холодным снегом. Здесь было гораздо тише, поэтому я услышала судорожные хрипы кого-то, нависшего надо мной. Я резко перевернулась на спину. Заражённый схватил меня за ногу и потащил на себя. Из горла вырвался нечеловеческий вопль отчаяния. У меня не осталось сил отбиваться, холодные, липкие от крови пальцы, впились в щиколотку. Заражённый навис надо мной, схватив за горло.
Мимо пробегали другие люди и заражённые. Справа от меня прогремело несколько выстрелов, пули угодили в стену и асфальт.
В общей суматохе никто не замечал меня, лежащую на земле, все лишь в страхе оббегали, будто обычную преграду на пути.
-Помогите... - только и смогла выкрикнуть я.
Ещё несколько выстрелов попали нападавшему в бедро. Он отшатнулся, но не отпустил меня.
Пальцы моих рук вцепились в плечи заражённого. В его безумных глазах не было ни капли разума, лишь безумие. Чистое безумие, жаждущее крови.
Больной обхватил мою голову руками, ударяя её об асфальт. Перед глазами посыпались мелкие блики. Затылок запульсировал болью. Мне не хватало кислорода. Перед глазами всё плыло. Я слышала как люди кричат, сбитые с ног заражёнными.
-Ева! - послышался чей-то голос. Я постаралась повернуть голову на голос, картинка сливалась. Глаза улавливали лишь очертания. Лука отбивался от людей и заражённых, пытаясь пробиться ко мне.
Сердце сильно билось, отчаянно перекачивая остатки кислорода, снабжая им клетки изможденного тела.
Внезапно кто-то прыгнул на нападавшего больного, снося его к стене всем своим весом. Послышался хруст. Я осознавала все отрывками, но мозг отказывался анализировать.
Последними вспышками умирающего сознания были воспоминания о ком-то родном, вроде это была моя мама. В груди разрослась тревога. Как она останется совсем одна? Затем эта мысль потухла, как-будто кто-то нажал выключатель. Больше я ничего не помнила.
На голубом небе безмятежно плыли облака. Им было всё равно на царившее где-то внизу безумие. Совсем скоро мне тоже стало безразлично. Тогда мир погрузился во тьму.