Выбрать главу

— Созидательным трудом заниматься не пробовали? — осведомился я. — Говорят, сильно успокаивает нервы.

— Видимо, придется, — согласился он.

— Ну вот и договорились… Вы ешьте, ешьте, только потихоньку. Наголодались в Сталинграде?

— Было такое, — признал он.

Теперь он то и дело посматривал на Геллера. Но у него сил не хватило летчика расспрашивать, а тот упорно молчал.

Гортензий громким шепотом спросил меня:

— А что мы с этим фрицем делать будем?

— Ночевать оставим, — сказал я. — Не на мороз же выгонять. Утром в штаб его отведу. Может, знает что-нибудь полезное.

— Его бы связать! — предложил Гортензий.

— Не нужно.

— Он нас ночью всех перережет, — предрек Гортензий.

— А вы сохраняйте бдительность, товарищ Гортензий.

— Может, напоить его? — предложил, поразмыслив, Гортензий. — Пьяный он никого не зарежет.

— Я обдумывал этот вариант, — сознался я. — Как наиболее гуманный. Да только убьет майора водка, если употребить ее в потребных количествах.

— Что же делать? — Гортензий совсем расстроился. — Не везет мне!

Но я уже принял решение.

— Так, майор Краевски, — обратился я к немцу, — мы отдаем дань вашему мужеству и вашей откровенности. Поэтому, пожалуйста, дайте мне честное слово офицера, что не предпримете никаких попыток сбежать. В противном случае придется вас связывать, а мне бы этого не хотелось — вы, по-моему, нездоровы.

Он дал слово.

— Товарищ Иванова, — я подозвал калмычку, — устройте его переночевать. Оружие он сдал, голодом и холодом ослаблен, от тепла и вашей картошки его развезло — думаю, вреда не причинит. В той же комнате будет спать сержант Гортензий.

— Сделаю, — не моргнув глазом отвечала санитарка.

— Благодарю за ужин. Капитан Геллер, вы уступите майору Краевски кровать?

Геллер молча кивнул. Мне показалось, что эта встреча его сильно поразила. Может быть, даже сильнее, чем утренние мародеры.

Капитан начал понимать, что тут происходит.

Я вернулся в штаб. Командующий что-то писал, фрау Шпеер с заплаканным лицом дремала на лавке у стены. Я понял, что разговор ее с Москвой состоялся.

При моем появлении командующий поднял голову.

— Разобрались, что за стрельба была?

— Разобрался, товарищ командующий.

— До утра ждет?

— Вполне.

— Хорошо. Вы уже позаботились насчет ночлега вашей подопечной? Сами будьте, естественно, рядом. Спать вполглаза! А лучше — совсем не спать.

— Вопрос деликатный, — я вдруг смутился. — В одной комнате с женщинами ночевать?

— Будто до сих пор не приходилось?

— Приходилось, но… не так.

— Скажите просто, что эта фрау на вас страху нагоняет.

— Не столько она, сколько эта учительница, Капитолина Сергеевна, — признался я. — Ох и строга…

— А вы ведите себя безупречно, — посоветовал командующий. — Как и подобает красному командиру.

— Случается, как раз за безупречное поведение от дамы по морде и схлопочешь, — пробурчал я.

С печки донеслось:

— Ирод! Охальник!

Там шумно закопошилась бабка. А с ней и оба мальчика.

— Я не пойму, глухая бабка или не глухая? — не выдержал я.

— Когда надо — очень даже не глухая, — подтвердил командующий. — Так что забирайте фрау и идите отдыхать.

* * *

После ночлега на полу на старом матрасе, выломанном из какой-то доисторической кровати, у меня ломило всё тело. Луиза Шпеер еще спала. Ее лицо было совсем белым, оно почти не выделялось на белом кружеве подушки. Шпильки высыпались из прически и валялись рядом.

Я собрал их и положил на покрытый вязаным пожелтевшим кружевом буфетик.

Постоял рядом с ней, потом постоял у окна. Куда подевалась Капитолина Сергеевна — не знаю.

Мальчики сладко сопели на печи. Ничейная бабка с энергией стахановца уже орудовала где-то в сарае.

Внезапно под окном, где я стоял, возник Гортензий.

Я даже отпрянул от неожиданности:

— Вы с ума сошли, товарищ сержант? Что это вы выпрыгиваете, как чертик из коробки?

— Помер, — трагическим голосом произнес Гортензий.

— Кто помер? Что вы несете?

— Помер! — повторил сержант.

— О ком вы говорите?

— Майор вчерашний. Краевски. Проснулись — а он уже холодный.

— Он ранен был, что ли?

— Да нет… Осмотрели его со всех сторон — следы от ранений на теле есть, но все старые, зажившие. Санитарка подтвердит.

— Покончить с собой не мог? Яд? — предположил я.