— Считаю. Жду вас вечером.
Подобно мне, Гейдрих тоже предпочел не занимать кабинет своего предшественника, Генриха Гиммлера — я там был однажды, вульгарность неимоверная: руны, золотые венки, черное дерево и монументальные светильники в пилонах. Новый рейхсфюрер предпочел остаться в своем прежнем логове, занимаемом с сентября 1939-го, когда Гейдриха назначили руководителем РСХА.
— Он настаивал на сугубой приватности, — без предисловий начал Гейдрих, едва я вошел. — Придется мне подождать в соседнем помещении, но я, разумеется, буду подслушивать: микрофоны тут установлены.
— Вам по чину не «подслушивать», а «осведомляться», — фыркнул я. — Учитесь дипломатическим формулировкам.
— В узком кругу можно называть вещи своими именами. Его приведут через пять минут, если начнет бросаться с кулаками или попытается запустить чернильницей — орите, охрана за дверью.
Я проводил Гейдриха недовольным взглядом. У него сегодня чересчур искрометное настроение. Знает что-то, о чем не подозреваю я? А вообще, следовало бы дать мне прочитать хоть одно письмо, я даже не представляю, о чем пойдет разговор!
Выглядел Йозеф Геббельс после десяти дней ареста не ахти. Круги под глазами, бледность, мятый светлый пиджак. Ботинки без шнурков. Взор, однако, как и прежде, горящий.
— Вы! — Этот возглас прозвучал вместо приветствия. — Наконец-то! Почему вы так долго тянули?
Что прикажете отвечать? Ссылаться на занятость?
— Садитесь, — я кивнул на один из стульев. — И постарайтесь изложить ваши… просьбы сжато и четко. У меня крайне мало времени.
— Да-да, я понимаю! Мне ежедневно приносят газеты, я имею общее представление о происходящем!
К моему безмерному удивлению, бывший рейхсминистр не стал жаловаться на противозаконное заключение, абсурдное обвинение в участии в «заговоре гауляйтеров» или на условия содержания, хотя, как я догадывался, во внутренней тюрьме РСХА они были вполне приемлемыми. Вовсе наоборот: доктор Геббельс с обычным своим пылом начал критиковать нашу пропаганду. Газеты ему доставляли ежедневно.
Недостаточный акцент на мнение масс. Где организация митингов в поддержку действий правительства? Ошибочно игнорируется Трудовой фронт и процессы внутри него — особенно в свете провозглашенной массовой трудовой мобилизации! Международное направление охвачено крайне слабо, противодействия англосаксам не ведется! Если уж вы начали избегать откровенно антиеврейской риторики, следует усилить внимание к теме британской буржуазии, ради обогащения которой Лондоном начата эта война! Ганс Фриче, возможно, не бесталанен, однако он так и не научился видеть целостную картину, не в состоянии превратить пропаганду в единую систему, в искусство! А партия? Партийная линия?! Идеология в партийной сфере?
— Постойте, — перебил я. — У вас есть какие-то конкретные предложения?
Геббельс изумленно осекся. Проговорил:
— Но они ведь все изложены в письмах! Вы разве… Не просматривали?
— Просматривали, — раздался голос Гейдриха. Рейхсфюрер вошел незаметно. — Здравствуйте, доктор. Позвольте осведомиться, отчего вы всё это время не протестовали? Не писали жалобы во все существующие инстанции на вероломство СД? Безропотно подписали все до единой бумаги с обвинениями, все протоколы допросов? Почему?
— Потому что вы отлично знаете, я невиновен, — ледяным тоном ответил Геббельс. — И если принято решение отправить меня на гильотину, изменить его я не смогу при всем желании.
— Здраво, — кивнул Гейдрих. — Вот что мы сделаем. Отбросив все бюрократические процедуры, заменим заключение здесь на домашний арест. Дело будет рассматриваться в прежнем порядке, но раз уж вы заявляете о невиновности… Следователи обратят на это внимание. Вы, доктор Геббельс, по-прежнему остаетесь подозреваемым, не забудьте.
Я недоуменно воззрился на рейхсфюрера. Интересный поворот. Вполне в духе Гейдриха-прагматика: освободить бестолочей и дармоедов наподобие Розенберга или Дарре? Ни в коем случае! Тут же совсем иное: Йозеф Геббельс может пригодиться, тем более что он сам вызвался, при этом сохранив необходимый минимум личного достоинства. Унижаться, молить о пощаде и требовать справедливости он не стал, избрав практически беспроигрышную тактику. Всегда был умен.
И плевать, что он думает о нас, о смерти Адольфа Гитлера — наверняка догадывается! — об инсценировке «партийного мятежа» и прочем. Под домашним арестом с бдительнейшим, тотальным надзором причинить нам вред он не сумеет. А вот реальная польза может оказаться существенной — ошибки и недосмотры Ганса Фриче доктор Геббельс определил виртуозно.