Сор поднял глаза и увидел ухмыляющееся лицо «старого друга».
— Гензель, а ты чего тут делаешь?
Удивлению Сора не было предела, так как это был последний человек, которого можно было бы представить учителем.
— Да вот, недавно в столице услышал слушок, что некий Сор, заслуженный военный, набирает преподавателей для новой военной академии, местонахождение которой до сих пор неизвестно.
— Хех, слухи значит… Рад тебя видеть, — с облегчением сказал Сор.
— Взаимно. Что случилось, кстати? Таким задумчивым тебя на пустом месте не увидишь, — интересовался Гензель, проходя глубже в кабинет и садясь за гостевое кресло.
— Необходимо избавиться от варгов, которые завелись в этих краях.
— Всего лишь?
— Не думай, что это так просто. Мы должны уничтожить их быстро и всех. Если ускользнет хотя бы один, то уже имеющееся потомство точно вырастет.
— Ты же понимаешь, что это невозможно? Собрать всех варгов из леса в одном месте само по себе чудо из чудес, не говоря уж об их уничтожении.
— Нам будут помогать местные гномы, что поселились не так далеко от нас.
— Не так далеко — это сколько?
— Судя по всему, они в двадцати километрах.
Гензель присвистнул.
— Это же другой край леса, разве нет?
— Вот именно, — саркастично сказал Сор.
— И как они вообще вас обнаружили?
— Потом у них же и спросим, а пока надо заняться более актуальной проблемой.
— Ладно, коли ты так говоришь, то наверняка уже имеется план.
Сор поставил локти на стол и сцепил ладони в замок.
— Есть, но он не нравится ни мне, ни Эргану.
— Эрган тут?! — искренне удивился Гензель.
— Да, но сейчас он отсыпается.
— Ладно, тогда завтра с утра зайду, поболтаем.
Гензель было начал уходить из кабинета, но Сор остановил его.
— Я могу рассчитывать на твою поддержку?
— Конечно, командир.
Две яркие луны освещали эту ночь словно, солнце в сумерках, но было множество мест в спящей академии, куда они попросту не попадали.
Тук.
Посреди ночи по всей академии разносились звуки, похожие на удары топора по дереву, и в поисках источника звука можно было наткнуться на несвойственную для подобной ночи картину.
Тук.
Одинокая девочка вновь и вновь наносила удары по тренировочному столбу, сминая его. Лерен будто впала в транс и не обращала внимания на прекрасное звёздное небо, туманности которого обладали поистине завораживающей глубиной и цветом.
Тук.
Оболочка Лерен уже давно поддавалась деформации по велению ее разума, поэтому все удары имели рубящий характер, нежели дробящий.
Тук.
Её руки совершали подобные удары уже достаточно долго, поэтому она, даже не обращая внимания на общую усталость, наносила их с такой же силой, что и в начале своей импровизированной тренировки.
Тук.
Подобных результатов она добилась только благодаря своему упорству и ярому желанию искупить в будущем свою вину перед собой. Ей было почти восемь лет, но уже в некоторых местах кожа плотно облегала мышцы, подчёркивая показывая рельефность тела.
Тук.
Каждые три дня она приходила сюда, жертвуя часами сна, и доводила свои действия до автоматизма. Будь перед ней человек, то приняв такой удар, его оболочка наверняка глубоко вдавилась бы в кожу.
Тук.
Тем временем в глубинах катакомб раздавался подобный стук, но был более металлическим, что лишь подтверждало использование обычного оружия в подобной тренировке.
Одежда на теле Кади уже давно вымокла от пота, и он скинул лишнее, чтобы ничего не сковывало его движений. Руки, что до недавнего времени по ощущениям были словно забиты ватой, теперь вяло раскинулись на холодном полу полуосвещённого коридора. Жаль только, что Кади уже давно привык к подобным состояниям своего растущего организма.
А ведь раньше обычное копание картошки под мягким осенним солнцем казался адом на земле, а теперь… Теперь, если был бы способ, он бы хотел вернуться в этот самый ад. Только вот сделанного не воротишь, поэтому ему необходимо было приспосабливаться к текущей жизни, будь она настоящей или просто воображением умирающего разума.
Если вспомнить, то когда он был Виктором, он уже имел дело с подобным, что называлось магией, правда не столь явной. Одна девочка в начальной школе умела читать мысли в прямом смысле этого слова. Она тогда объясняла, что могла прочесть только слова, а образы ей попросту не воспринимались.