— И за ее светскую жизнь, — уточнила Мила. — Эх, надо бы в таком случае выпить, да нечего.
— Я сбегаю?
— Беги.
И Сергей, довольный подобным оборотом дела, выбрался на улицу, к ближайшему коммерческому киоску, а вернувшись, выставил на стол разноцветные пузатые бутылки. Этикетка одной из них вопрошала: «Что делать?» — другая задавала не менее животрепещущий вопрос: «Кто виноват?» — а на третьей было написано понятное каждому школьнику: «Водка „Кистень“».
Когда спустя час Света вернулась из библиотеки, она застала коалиционных союзников, поющих на два голоса темпераментную мексиканскую песню, причем Мила сноровисто била «ужасного типа» кулачком в плечо и повторяла:
— Заткнись, теперь моя ария!
— А вот и горлинка наша пришла, — увидел наконец Сергей Свету.
— О Боже мой! — простонала та, чуть не сползая по стенке на пол. — И сюда добрался. Да есть же где-нибудь от него спасение?
— А ты выходи за Сережку замуж, — посоветовала Мила, икнув. — Я уже согласилась.
— Тебе нельзя, ты еще не развелась, — сказал Сергей.
— Обормот, я согласилась выдать за тебя свою лучшую подругу.
— Тогда поторопимся. Я только слетаю за паспортом.
— А мое мнение здесь кого-нибудь интересует? — спросила Света, перешагивая через вытянутые ноги Сергея. — Мила, как тебе не стыдно? С кем ты так узюзюкалась, ты хоть знаешь?
— А что? Нормальный парень. Почти не приставал ко мне.
— Только три раза поцеловались, — подтвердил Сергей. — Почему меня никто не любит?
— А за что вас любить, идолище такое? Вы же пропойца и забулдыга — на лбу написано. — Света достала из сумочки зеркальце и сунула его в лицо Сергею.
— А твоя подруга другого мнения, — упрямо сказал он, но уже понял, что надо сбавлять обороты, не дожидаясь международного скандала, поскольку Света была настроена весьма агрессивно. — Родные мои, на днях мне присвоили очередное воинское звание, — произнес он. — Полковника медицинской службы. Приглашаю вас по этому поводу в театр. Анатомический.
— Вам лучше убраться восвояси, — сурово ответила Света.
Тут-то в квартиру и возвратился сам Ястребов с дочуркой и рыбным уловом в целлофановом пакете. Смущенно улыбаясь и близоруко прищуриваясь, он протянул ладонь гостю.
— Сергей Сергеевич, — чинно представился Днищев, предательски отклонившись на сорок пять градусов. — Я водопроводчик. Выпьете с устатку?
— Спасибо, не употребляю. Язва, знаете ли. А что у нас, краны полетели, Мила? — обернулся он к супруге.
— Тю-тю, — кивнула она головой. — Полетели, полетели… и улетели. Ищи их теперь в чистом поле.
— Так, я поплыл вслед за ними, по-английски, не прощаясь, с посошком на дорожку, — сказал Сергей. — А с вами, гражданка Света, мы еще встретимся.
— Никогда! — ответила она вслед, волнуясь от обуревавшего ее гнева. — Я вас ненавижу!
— От ненависти до любви один шаг, — не оборачиваясь, откликнулся он.
Лишь проехав на троллейбусе две остановки, Сергей вспомнил, что снова забыл отдать девушке сто долларов. В следующий раз надо будет приклеить их на лоб, чтобы они всегда находились на видном месте. А в том, что очередная встреча состоится, он не сомневался.
Сунув ключ в замочную скважину, Сергей замер. За дверью слышались какие-то шорохи, словно кто-то крался вдоль стенки. «Вновь Герман пожаловал, — подумал Днищев. — Он начинает мне надоедать своими фокусами». Позвонив в соседнюю квартиру, Сергей приложил палец к губам, чмокнул Люсю и прошел мимо нее к балкону.
— Что за маневры? — услышал он за спиной, перелезая через перила.
Днищев осторожно, отодвинув шторы, вошел в комнату. Кто-то находился в ванной, плескалась вода. Сергей рванул дверь и увидел голого человека с намыленной головой, сидящего по шею в пене. Он придавил эту чужеродную голову ладонью, злорадно наслаждаясь бульканьем. Затем вытащил ее за волосы и узнал в омытых чертах своего «каирского» друга, хозяина квартиры.
— Что за черт! — завопил тот, пуская пузыри и отплевываясь.
— Привет, Савва, — спокойно отозвался Сергей, присаживаясь на край ванны. — С приездом.
— Идиот, ты чуть не утопил меня!
— Некоторые предметы не тонут, — возразил Сергей. — А я ждал тебя только через пару дней.
— Раньше выбрался. Дай полотенце!
— Зажрался ты в Египте, подобрел. Нет, серьезно, в твоем лице появилось что-то арабское, хамидо-семитское. Веру-то православную не сменил?
— Почему за квартирой не следил как надо? — ответил на это Савва. — Грязь на кухне, обои отклеились… А где моя любимая голубая чашка?