Днищев подскочил на кровати, схватив девушку за плечи.
— Рехнулась? Какое ему дело до Танечки?
— Отпусти. У Германа свои способы воздействия на людей.
— Я не терплю, когда меня принуждают к чему-либо. Особенно так.
— Тебя никто и не принуждал. Ты сам дал согласие.
— Допустим. Но свои угрозы пусть засунет в задницу. А ты? Что тебя связывает с этим упырем?
— Долгая история, — вздохнула Натали. И добавила, помолчав: — Он отец моего ребенка.
В комнату вошел Савва с подносом и дымящимися чашечками.
— Вам в постель или на голову? — спросил он.
В молельном доме «Братства отца Назария» на Новой Басманной готовились к приему высоких гостей. Обитель должны были посетить представители Международного экуменического центра, а попросту мирового сообщества всяческих религий и вероисповеданий, за исключением Православной Церкви. Центр этот преследовал вполне ясную и конкретную цель, связанную с насаждением в России любых видов и форм массового дурмана и отсечением христианского вероучения, на котором зиждилась тысячелетняя история государства. Экуменисты охотно поддерживали и мусульман, и иудаистов, и буддистов, и всевозможные мелкие секты, лишь бы в них в нужном направлении препарировалась идея православия, вызывающая безотчетный страх и ненависть главы Ватикана. Но с этим центром уже вступили в сношения и некоторые радикально настроенные священнослужители из патриархии.
Но Света о том конечно же не ведала да и вряд ли смогла бы разобраться в тонких и хитроумных играх, которые велись в тиши кабинетов, за толстыми стенами, недоступными для проникновения любопытных ушей и глаз. Она видела и слышала только то, что ее окружало, — некую субстанцию, излучающую душевный покой, утешительно воздействующую на ее сознание. Это походило на лекарственное излечение от долгой болезни, определенной отцом Назарием как томление погруженного в сон сердца, и именно он призван был пробудить его, вывести к свету. Она вверилась своему наставнику, подчинилась его проникновенным речам, почти полюбила его, как брата.
Прошлое постепенно стиралось из памяти. Порою Света даже не могла припомнить лица родителей, морща лоб и намеренно отгоняя от себя их образы. Как смешны были ее прежние поступки, вся нелепая жизнь! Учеба, балет, книги… И как хорошо, что еще ни один мужчина не соблазнил ее! Такой она и останется, решила Света, пребывая в блаженном полете, — вечной невестой Бога. Она посвятит себя служению братству, будет идти вслед за отцом Назарием и нести его пророчества людям. Но если бы ее спросили, в чем все-таки смысл его учения, она затруднилась бы с ответом, поскольку и сама толком не понимала. В этом эклектическом котле варилось столько разнообразных компонентов, что и более сведущий человек вряд ли смог бы определить все составляющие варева, приготовляемого отцом Назарием.
В комнатку к Свете заглянула одна из служительниц — ближайшая сподвижница «пророка».
— Возрадуйся, сестра! — торжественно провозгласила она. — Ты отмечена судьбою, и на тебя пал выбор. Тебе оказана большая честь — принять сегодня вечером наших гостей. Немногие избранные приглашены на ужин. А на тебя указал перстом сам отец Назарий. Вот счастье-то!
Похоже, служительница искренне завидовала Свете.
— А что я должна делать, как вести себя? — волнуясь, спросила девушка.
— Тебя приготовят, — ответила та, источая глупые улыбки.
Полина упросила своего мужа еще раз открыть сейф и показать древнюю реликвию. За последние дни он проделывал это неоднократно, потакая ее прихотям, как бы облегчая страдания дозой наркотика. Но Полина и сама чувствовала себя словно больная. Один вид хранившегося в бронированном сейфе предмета приводил ее в тайный, сладко растекающийся по телу восторг, опьяняющий сознание. Теперь она понимала, что ощущает скупец, который глядит в тиши подземелья на раскрытый сундук с золотом: его сияние завораживает. Полюбовавшись сокровищем, он снова запирает сундук, но его мысли и душа остаются с ним, и нет силы избавиться от томящего желания любоваться золотом.
Олег Кожухов вынул из сейфа обитую бархатом коробку, раскрыл ее и водрузил на стол конусообразную соболью шапку — чеканный венец одного из московских князей, покрытый серебристой парчовой тканью, украшенный алмазами и драгоценными камнями, окруженный по тулье невиданным по красоте жемчугом и ажурными золотыми запонами. Камней было такое множество, что блеск их переходил в сплошное сияние, а завершал венец осыпанный изумрудами и рубинами крест.