— Прячьтесь! — закричал я людям. — Это метеориты! С неба полетят камни!
Но после предыдущего глупого выкрика никто не принял меня всерьез. Люди уже гомонили, глядя в небо, тыча в него пальцами, многие начали молиться. Они никогда не видели северного сияния, не видели даже картин и фотографий, поэтому крик десятилетнего мальчишки не мог заставить их оторваться от невиданного зрелища. Отец Наполеона и вовсе посмотрел на меня укоризненно, и это означало, как подсказала память, что он очень недоволен.
Я снова позвал их прятаться — но голос меня подвел. Он сорвался, дыхания не хватило, я закашлялся.
— Не кричите так, молодой синьор, — заботливо сказала Камилла, — вы опять будете кашлять. Я сделаю вам ромашковый отвар на ночь.
Время! Время утекало на глазах… Вот-вот с неба посыплются раскаленные глыбы, а я ничего не могу поделать! Да, время!
— Паразит, дай свое распараллеливание! — потребовал я, решив хоть немного выиграть минуты для размышлений.
Слов не пришло, но окружающая реальность пошла рябью и замедлилась до скорости улитки. Я сформулировал задание: «Необходимо выжить самому и по возможности спасти семью и народ во дворе!».
— Предлагаю воспользоваться особым драконьим голосом или взглядом, чтобы заставить толпу послушаться тебя и спрятаться в доме на первом этаже и в винном погребе, — всплыл деловитый ответ.
«Воспользуюсь голосом», — решил я.
И тут новая боль пронзила горло и все, чем я дышу — от кончика носа до самых легких, мучительными спазмами, не дав даже закричать. Казалось, она длилась целую вечность. Но когда, наконец, отпустило, и время вернулось в норму, люди все также стояли, болтали и таращились на небо. Сияние еще только набирало силу, но вскоре все вокруг утонуло в зловеще-красном свете, и люди начали беспокоиться.
— Быстро все в дом! Сейчас полетят камни с неба! Женщины и дети — в винный погреб, остальные — на первый этаж! — то ли прокричал, то ли прорычал я новым, гулким, как удар колокола, голосом.
Толпа дружно качнулась и начала послушно отходить. Я в ужасе подумал, что сейчас случится давка, и люди погибнут, как на стадионе в Лужниках в 1982 году, когда в панике толпа задавила больше шестидесяти человек.
Каково же было мое удивление, когда после короткого замешательства взрослые мужчины расступились, а женщины и дети под руководством моей матери без суеты прошли в дом. Даже голос дракона и донесшийся с неба нарастающий гул, переходящий в жуткий рев, не заставил здешних синьоров суетиться и паниковать.
В этот момент вернулась страшная боль. Уже теряя сознание, я торопливо потянулся к астралу. Арена встретила меня своим привычным обликом.
— Паразит, что это вообще было? — ошеломленно спросил я.
— Ты воспользовался возможностью истинной речи дракона, — последовал ответ. — Для этого пришлось модифицировать твой речевой аппарат, но пока удерживать этот полезный эффект получается недолго. Необходимы частые тренировки.
— Это было очень больно! — сухо прохрипел я, все еще ощущая эхо боли внутри.
— Да, это небольшой побочный эффект, — равнодушно отозвался паразит.
— Небольшой побочный эффект? — я почувствовал закипающую внутри ярость. — Это, мать его, не небольшой! Мне будто через горло пытались душу вырвать!
— Не могу исключить сходства ощущений, хотя не способен испытать его на себе за неимением тела.
— И в свете этого «небольшого побочного эффекта» помощь Горыныча кажется мне крайне недостаточной!
— Ничем не могу помочь, — ответил паразит.
Вдруг на арену хлынул ледяной дождь, моментально проморозивший меня до костей и выкинувший сознание в реальность. Очнулся я посреди холла, лёжа в невесть откуда взявшейся луже. Рядом стояли отец и Жозеф с пустым ведром. Когда-то прочитал, что сон про пустое ведро — плохая примета: вы можете легко стать «грустным, негативным, злым, подавленным, напуганным, физически больным», утверждал старый мамин сонник. Тогда не поверил, теперь убедился, что это чистая правда.
— Сын, что происходит? — требовательно спросил отец.
— Ну, братец, ты и заорал! Мелкие даже обмочились! — восторженно воскликнул брат.
Отец строго взглянул на него, брат сразу сдулся и замолчал, словно был уличен в непростительной шалости. Затем глава семьи перевёл взгляд на меня. Я попытался ответить, но только захрипел. Потом начался сухой кашель, который буквально выворачивал меня наизнанку, из горла во все стороны полетели брызги крови, и тут все исчезло. Темнота. Потом свет. Боль. И снова, и снова, раз за разом…