Сколько игр начинается с попадания в незнакомое место или новый мир… Неужто теперь я оказался героем подобной истории? Но чужое тело… Быть не может! Это же бред! Чушь, безумие!
Голова разболелась с новой силой. Но не от попыток осознать происходящее, а словно нечто зашевелилось в мозгу, заметалось, пытаясь выбраться наружу. Больно, очень больно!
Сознание закружилось бурным водоворотом, глаза заволокла алая пелена. Я чувствовал необъяснимое: в голове словно поднялась буря, каждый нерв вопил от боли, каждый капилляр натужно пульсировал, грозя вот-вот лопнуть. Казалось, что я мог почувствовать даже мысли! Каждая клеточка мозга наполнилась страданием, боль была невыносима. Лопнуть и сдохнуть!
Но вдруг все резко закончилось, будто тумблером щелкнули. Раз – и боли больше нет. Облегчение. Покой.
А затем на меня безудержным водопадом обрушились видения. Нет, не видения. Воспоминания! Я впитывал все, что пережило это тело. Оно, похоже, обладало собственной памятью, своей историей, которую мне предстояло понять и принять. Проблема в том, что эта память — словно незнакомый язык. Я уже сталкивался с подобным в работе — на переговорах с иностранными партнёрами, когда нас разделяет не просто языковой барьер, а целая пропасть культурных различий. Но тогда всё решалось терпеливой работой: выстроить коммуникацию, постепенно погрузиться в контекст, найти точки соприкосновения.
Здесь получилось похоже. Лежа в неудобной позе и не в силах пока управлять телом, я осторожно начал совмещать чужую память с моей, интегрировать её, как я вводил бы чужую культуру в рабочий процесс. Погружаясь в нее все глубже, я начал улавливать отрывки мыслей, воспоминаний, ощущений — как будто постепенно изучал новый язык, сначала понимая лишь отдельные слова, а потом уже целые фразы.
Я терпеливо строил мысленные мосты между собой и ними — и вот настал момент, когда они устремились в моё сознание, и в нем словно бы начала складываться мозаика из кусочков разной формы. Момент за моментом, образы начали становиться яснее.
Мелькают в чужой памяти бедные старинные дома. Жаркое южное солнце. Высокие люди, их приказы, ласки и подзатыльники — я в теле ребенка. Скалы и море. Корсика, пришло название. Загорелые южные лица. Одежды из прошлого. Этому ребенку десять лет. И вот все стало на свои места — и пришло имя. Мое новое имя. Наполеоне…
Десятилетний мальчик звался Наполеон Бонапарт. Будущий французский император.
А мальчик рядом со мной? Чужая память подсказывает… рядом со мной Жозеф, старший брат. Мы на первом этаже проклятого и заброшенного дома, куда забрались, чтобы доказать нашу крутость.
И тут я испытал новое чувство: едва во мне улеглись чужие воспоминания – тело налилось жизнью. Буквально, точно я был сосудом, который неспешно наполняли кристально чистой водой. Живой водой, как в сказках. Ласковое тепло нежной волной пробежалось от пят до самых кончиков волос на голове, и я почувствовал себя хозяином этого тела. Как будто мне вручили ключи от новой квартиры или доверили штурвал самолета. Теперь я главный, и я всем распоряжаюсь!
И вот настал этот чудесный момент — новое тело подчинилось мне, я смог пошевелиться.
— О, Господи, ты жив? – моментально засуетился Жозеф, помогая сесть. – Я так испугался! Ты шел, потом схватился за голову и упал. Я думал, что ты...
Я перевернулся на бок и сел, пытаясь разогнать туман в голове. Слова брата эхом отдавались в моём сознании, но они казались странными, словно не на том языке. И тут меня осенило: мы разговариваем на корсиканском.
— Почему на корсиканском-то? — вырвалось у меня, прежде чем я успел осознать, что это нелепый вопрос.
Жозеф замолчал на мгновение, уставившись на меня, как на чудака, а потом вдруг снова запричитал, на этот раз с отчаянием в голосе:
— Мама меня убьёт! Мама всегда на твоей стороне, Наполеоне, но она меня точно убьёт! Ты просто свалился на пол, а я даже не знал, что делать! А если бы ты умер? Она никогда бы меня не простила! Зачем мы вообще сюда залезли?! Вечно ты хочешь показать, что храбрее всех…
Я неловко поднял руку, прерывая его.
— Успокойся, мне уже лучше. Все в порядке, — пришлось подкрепить слова неуверенной улыбкой.
Снова корсиканский диалект. Слова сами льются из моих уст, на автомате, будто я действительно прожил на острове всю свою жизнь.
Я внимательно посмотрел на новообретенного брата. Он выглядел изрядно напуганным, глаза на мокром месте и зрачки до сих пор расширены от страха. Захотелось его пожалеть. Не только потому, что он ребенок, но и потому, что я чувствовал родственные узы с ним. Должно быть, мое новое тело сохранило эту связь, вместе с воспоминаниями передав мне. Теперь Жозеф – не просто какой-то мальчишка, но и мой брат, настоящий родной брат, хотел я того или нет.