«Смотрите, какие обходительные. Значит, мы реально все по уши в дерьме», - подумал Оливер. Немного поплутав по коридорам подвала, они вышли к еще одной двери. Томми сам открыл ее и жестом предложил Оливеру войти.
- А-а, Томми. Привели голубчика? - голос принадлежал Командиру, крупному, поджарому, уже полностью седому старику, сидящему за небольшим письменным столом в полутемной канцелярской комнатушке. Возможно, когда-то он и был красив, но время и тяготы партизанской жизни наложили на него свой отпечаток. Обветренную морщинистую кожу лица рассекала на левой щеке пара шрамов. Острый, длинный, когда-то сломанный и неправильно сросшийся нос, тусклые глубоко посаженные серые глаза. - Здравствуй, Оливер! Томми, иди, дальше я сам.
Оливер остановился сразу за дверью, которую закрыл за его спиной бригадир Гетто. Он смотрел на старика в кресле и пытался понять, что тот задумал. Командир сопротивления, лидер партизан, вождь революционных сил (как только его не называли!) тоже молчал. Спустя очень долгие для Оливера двадцать-тридцать секунд он вновь заговорил:
- Присаживайся, друг мой, присаживайся. Нам много о чем нужно поговорить, - Командир не сводил глаз с Оливера. - А ты выглядишь еще моложе, чем раньше, даже тридцать пять не дашь. Спокойная жизнь пошла на пользу, да?
- Жизнь в столичном Гетто сложно назвать спокойной.
- Все же проще, чем на передовой?
- Само собой. Сравнил.
- Почему, Оливер? Женщина? Жажда свободы? Почему?
Старик выглядел расстроенным. Оливер ожидал от него любой реакции. Гнева, презрения, ненависти, но не огорчения.
- Я устал, Мэтт, - ответил он старику.
- Устал? Что значит устал? Я бы мог понять женщину и семью, Оливер, желание умереть от передоза «пылью» или спиться, но усталость? - Командир говорил с каждым словом все громче. - Устал, Оливер? Скольких парней ты вел за собой, скольких отправил на самоубийственные задания? Оливер! Как смеешь ты говорить об усталости?
Он сделал короткую паузу и продолжил:
- Мы посвятили свою жизнь борьбе, и, если ты забыл, ты мне должен.
- А мне кажется, что со всеми долгами тебе я уже расплатился. Годами своей жизни расплатился, - парировал Оливер.
Старик, услышав его слова, сжал зубы и прошипел:
- Я создал тебя, Оливер. Уже в двадцать пять ты стал членом штаба, самым молодым. Многие в твоем возрасте тогда гнили с оружием в руках на передовой, а ты трахал девок и изредка выезжал в рейды.
- Ты прекрасно знаешь, насколько сложно отправлять людей на смерть! - Оливер еле сдержался и почти сорвался на крик. - Знаешь, сколько умерло по моей вине? Из-за моих ошибок и решений? Я перестал считать на третьей тысяче, Мэтт! И если ты можешь спокойно спать по ночам, отправляя молодых мальчишек с древними карабинами в руках на смерть, то я не могу! Больше не могу! У нас нет ничего против солдат в полной амуниции! Их даже не всегда крупнокалиберные пулеметы берут, а после восстановления производства боевых дронов мы оказались в полной жопе! Нет, Мэтт, спасибо!
- То есть ты, когда прижало, решил сбежать, да, Оливер? Бросить этих неопытных мальчишек, бросить боевых товарищей, отказаться от всего, во что верил, и закончить свою жизнь с пером в боку в этом Гетто? Да? - Командир тоже начал кричать в ответ. - Да?!
- Я не хочу быть больше убийцей, Мэтт.
- Убийцей?! Ты маньяк, Оливер, ты гребаный маньяк! Напомнить, что ты сделал с обозом, идущим под конвоем в новую Столицу, лет двадцать пять назад? Когда только был принят в штаб? Сколько там было женщин и детей, Оливер?! - орал командир.
Повисла тишина.
- Три сотни человек плюс две дюжины бойцов сопровождения, - тихо ответил тот.
- Да, именно. И ты, именно ты, не я, приказал экономить патроны после того, как сопровождение было перебито. Ты и твой отряд зарезали и забили прикладами три сотни человек! Половина бойцов потом тронулась умом, а тебе хоть бы что! А теперь ты говоришь, что устал?!
- Ты не прав, Мэтт.
- В чем же?!
- Не хоть бы что.
Командир вскочил со своего кресла и подошел к Оливеру, со злобой глядя на него:
- Ах, совесть мучает? Так вот, мой друг, то, что происходит сейчас, по сравнению с тем обозом - детский лепет.
Оливер не до конца понимал, что происходит и почему обычно спокойный и рассудительный Мэтт сейчас так заведен. Единственное, что он нашелся сделать, - сложить руки в замок и уставиться на свои пальцы.
- Что ты имеешь в виду? - не поднимая головы, спросил он Мэтта.
Командир мгновенно растерял все свою воинственность и устало провел ладонью по лицу.